найти.

Она оглянулась на кладовую – белую каморку со стеклянной дверью рядом со стеллажами для белья. Никаких шансов раздобыть овсяное печенье или печенье со сливочной помадкой. По крайней мере, без помощи кого-нибудь из сотрудников «Котильона».

Злата отмахнулась скрюченной рукой.

– Моя мать стряпала так, что без луженого желудка было не обойтись. Она пичкала нас кусочками коровьего языка, сваренными в молоке, и называла это «бефстроганов». Мы были нищими, но гордыми! Моя мать выдавала себя за княжну, а когда я выяснила, что это неправда, она уже умерла и…

Воспоминания прервал приход Джули.

– Зайдите, как будет минутка, – с кивком обратилась Джули к Ясмин и направилась в свой кабинет.

– Иду, – отозвалась Ясмин. – Простите, – сказала она Злате.

– Иди-иди! Делай свою работу. В следующий раз не забудь виски. Солнце засияет, и мы с тобой посидим на свежем воздухе и выпьем на посошок. – Судя по радостному голосу, миссис Антоновой не терпелось справить собственные поминки. – Не позабудь свое обещание, тыковка.

– Не забуду, – сказала Ясмин, зная, что не сможет сдержать слово. Это было бы грубейшим нарушением правил.

– А с датой ты уже определилась? – Злата заговорщицки наклонилась поближе.

– Надо подумать… но я отвезу вас глотнуть свежего воздуха при первой же возможности.

– Да я про свадьбу! День свадьбы вы назначили?

– Ах, это! Ну… Вообще-то… – Объяснить всё было слишком сложно.

– Опять поругались? Не волнуйся, тыковка, такова жизнь. Настоящая любовь не бывает гладкой. Выйдя замуж за Дмитрия, я еще три месяца не пускала его к себе в постель. Разумеется, я не хотела за него идти, потому что он был гораздо старше, но, видишь ли, мой отец ему задолжал… И однако же, он оказался любовью всей моей жизни… Ну, чего разнюнилась?

– Да так, – ответила Ясмин. – То есть я не разнюнилась. Извините. Все нормально. – Она встала. – Простите, мне надо идти. Поставить вам книгу?

Миссис Антонова хмыкнула и надела очки для чтения. Ее глаза за толстыми линзами казались пугающе огромными.

– Возьми салфетку, тыковка. Да, я не прочь почитать, спасибо. Книга вон там, под подносом.

Ясмин поставила книгу на откидной столик над койкой. Уже через пару секунд он начал провисать. Она подтолкнула его на место. Ее дожидается Джули, ей нужно подготовиться к работе в отделении постинсультной реабилитации, справиться о результатах в гематологии, составить планы лечения для двух поступивших пациентов… но миссис Антонова не сможет читать, если проклятый столик не будет держаться.

Ясмин беспомощно огляделась по сторонам.

– Иди! – Миссис Антонова попыталась ее отогнать. – Я справлюсь. – Книга в твердом переплете – по всей вероятности, очередной давно просроченный библиотечный фолиант – свалилась на пол разворотом вверх.

Ясмин подняла ее и попыталась еще раз. На сей раз столик не провалился, но накренился набок. Ясмин придержала книгу.

– Гаррисон! – окликнула она уборщика, который как раз брел мимо, толкая свое желтое ведро на колесах. Два баллончика с дезинфицирующим спреем висели у него на бедрах, словно пистолеты. В кои-то веки он не пел.

– Как дела, док?

– Я знаю, что это не входит в твои обязанности, но ты не мог бы сделать что-нибудь с этим столиком? Он не держится ровно.

– Шуруп раскрутился, – пояснила миссис Антонова.

– Запросто. – Гаррисон выудил откуда-то из воздуха отвертку.

– Ты заслуживаешь прибавки, – промурлыкала миссис Антонова. – Скажи, ты когда-нибудь читал «Любовника леди Чаттерлей»?

Гаррисон покачал головой:

– Расскажите, миссис А.

– Тревожность и депрессия? – Ясмин не верила своим ушам.

Джули протянула открытку ей на подпись. Выздоравливай скорее! – гласила надпись блестящими розовыми буквами на лицевой стороне. Внутри будничным черным шрифтом были напечатаны слова Думаю о тебе, окруженные выражениями поддержки и подписями всех в отделении. Ты замечательная, и мы по тебе скучаем! С любовью, Ниам. P. S. Но не торопись возвращаться, отдыхай сколько нужно!

– Я закажу к открытке букет, – сказала Джули. – Хочешь скинуться парой фунтов?

– Разумеется, – сказала Ясмин. – Но Кэтрин?.. С виду у нее все было в порядке…

– Доктор Арнотт давно страдает от приступов паники. Ее отпустили на две недели, но мне кажется, что уйдет больше времени, пока она поправится достаточно, чтобы вернуться.

Кэтрин с ее мускулистыми икрами и музыкальными концертами, походкой старосты на каблуках и латинскими изречениями, такая уверенная и толковая. Кэтрин – и приступы паники?..

– Я ничего не замечала, – сказала Ясмин. – А ты?

Джули не ответила. Она никогда не сплетничала и не собиралась начинать сейчас.

Желаю скорейшего выздоровления, – написала Ясмин и тут же устыдилась, что сподобилась только на такую банальщину.

– Спасибо, – сказала Джули, когда Ясмин вернула открытку ей на стол. – Я оставлю тут коробку для денег на цветы до конца дня.

– Ладно. Хорошо. Да, кстати, нельзя ли открыть кладовку и найти несколько печений для миссис Антоновой… Она совсем ничего не съела на обед. Говорит, от больничной еды у нее несварение.

– Сегодня из «Котильона» никого нет, – сказала Джули. – То есть уборщики-то пришли, но у них нет ключа от кладовки.

– Ерунда какая-то, – сказала Ясмин. – Почему все так сложно?

– Якобы приватизация печенья со сливочной помадкой экономит деньги.

– Точно! Торговый автомат опять сломался.

– Я знаю. – Джули потянулась к своей сумочке. – У меня есть аварийный запас. Дам миссис Антоновой пару печений и чашку чая.

Она уже надевала пальто, когда в ординаторскую пожаловал профессор Шах.

– Доктор Горами! Вопреки всему продолжаете удостаивать нас своим присутствием?

– Вопреки всему? – переспросила она. Сегодня волосы профессора Шаха были взбиты особенно пышно, а толстые губы слишком лоснились. – Я только после дежурства.

Днем, в отделении для больных деменцией, ей удалось с ним не столкнуться. В его присутствии отделение всегда затихало, словно пациенты немели от благоговения.

– По словам Джеймса, вы уходите из медицины. Решили, что она вам не подходит. Или вы не подходите ей! – Он издал натужный смешок. Неужели Пеппердайн обсуждал ее за ее спиной? Он не имел никакого права рассказывать такие вещи профессору Шаху.

– Нет, это не так. Я еще не решила.

– Позволите высказать наблюдение?

Ясмин промолчала, зная, что профессору Шаху вовсе не нужно ее разрешение, но он ждал, и в конце концов она была вынуждена ответить:

– Да, конечно.

– По моему опыту, девушки – молодые женщины – вроде вас нередко идут в медицину под давлением со стороны. Это подходящая профессия, престижная, надежная… или они родом из семьи врачей. Такие девушки зачастую сталкиваются с трудностями.

– Какие девушки? Темнокожие? – Ясмин было плевать, насколько грубо прозвучат ее слова. Нельзя спускать ему такие выражения.

– Я знаю, о чем говорю. – Профессор Шах приторно улыбнулся. – Я видел это в собственной семье. Найдя подходящего мужа, девушки бросают медицину. Ваш отец, случайно, не врач?

– Нет, – ответила Ясмин.

Сегрегация

– Все было не так, – сказал Пеппердайн. – Я упомянул об этом, только чтобы проиллюстрировать свою точку зрения. Про Кэтрин Арнотт. Мы с Дарием говорили о том, что младшие врачи испытывают большой стресс, и я вспомнил то, что ты мне говорила, – что ты подумываешь об уходе.

– Ну, он явно думает, что туда мне и дорога, так что спасибо тебе огромное!

Он встал и закрыл дверь кабинета.

– Ясмин, он вовсе так не считает. Да, у него есть свои недостатки, но он знает, что ты хороший врач. Просто ты задела его самолюбие, вот он и сводит с тобой счеты. Не принимай близко к сердцу.

Войдя сюда, Ясмин была сама не своя от злости, но теперь не чувствовала ничего, кроме усталости. Она вяло опустилась на стол.

– Он спросил, не врач ли мой отец. А я сказала – нет!

Пеппердайн рассмеялся.

– Ну и что? Все равно его это не касается. Слушай, не хочу его оправдывать, но нас маринуют с решением – я про Центр повышения квалификации, – и Дарий изображает невозмутимость, но на самом деле весь издергался. Впрочем, это не значит, что