– Ах, – выдохнула Аниса, – она совершенно прекрасная!

– Красотка, – сказала Ясмин, а Ариф просунул мизинец в крошечный кулачок дочери.

Гарриет встала над кроваткой и вынесла свое заключение:

– Дорогуши, вы вправе собой гордиться. Кстати, Люси, у меня кое-что для тебя есть. Все приносят подарки малышке, так что я пришла с дарами для мамочки. – Она перепорхнула на другую сторону койки.

– Прекрасное личико, – Аниса вцепилась в Арифа, словно боясь упасть в обморок от радости, – прекрасные пальчики, волосики… даже цвет прекрасный, как манго. Все прекрасное, нечего волноваться.

– Ма, у нее просто легкая желтуха, – сказал Ариф.

– Обычное явление для новорожденных, – сказал Джо. – Волноваться не о чем.

Ариф обнял мать одной рукой и чмокнул ее в макушку. На нем была синяя фланелевая рубашка в клетку и чистые брюки-чиносы. Он выглядел выше и шире в плечах – потолстела даже его шея, и кадык перестал напоминать застрявший в горле мяч для игры в гольф. Куда подевался щуплый мальчишка с немытыми патлами, нервный, бренчащий на гитаре лоботряс? Неужели он по-прежнему внутри этого внезапно возмужавшего тела? Не прячется ли, то и дело роняя штаны и сверкая трусами, где-то за этим взрослым Арифом во взрослой одежде? Не скрывается ли за этим сияющим, уверенным лицом другое, более знакомое – угрюмое, насупленное лицо ее младшего брата? Ясмин пригляделась к Арифу, и он так тепло ей улыбнулся, что ее сердце переполнилось любовью.

– Вы определились с именем? – спросила она дрогнувшим голосом.

– Коко, – ответила Люси, лежащая на груде подушек, заваленных связанной вручную детской одежкой, муслиновыми пеленками, салфетками для отрыжки, тряпочками и рукавичками для мытья и баночками с маслом для попки. – Коко Таллула, – засюсюкала она. – Нравится, да? Нам очень нравится, правда, кукусик?

– Да, нравится, – пискляво, нараспев произнес Ариф, обращаясь к дочери.

Ясмин поразило, что даже такие зеленые новички, как Ариф, каким-то чудом без подсказок знают, что младенцы предпочитают высокочастотные звуки. Она погладила мягкие словно пух волосы Коко кончиками пальцев.

– Коко, – прошептала она, – Коко Таллула, я твоя тетушка Ясмин.

Малышка повернула голову навстречу ее прикосновению и внезапно открыла прекрасные мускатно-карие глаза. Ма права: она само совершенство, и желтые белки глаз нисколько ее не портят. Коко загукала и сглотнула, и на ее губах вырос и лопнул пузырь. Все трое – Ясмин, Ариф и Аниса – со смехом заворковали над ребенком, восторгаясь столь ранней развитостью.

– Не дайте ей замерзнуть, – сказала Люси. – Сможете ее запеленать? Помните, как это делается? Только не слишком туго. – В ее голосе слышалась усталость. – И не слишком свободно, – добавила она.

– Пожалуй, нам пора уйти и дать тебе отдохнуть, – сказала Ясмин.

Под глазами Люси залегли темные круги, а лицо побледнело и отекло.

– Побудьте еще немного, – попросила она. – А то мама и Ла-Ла ужасно расстроятся. Они отошли, только чтобы перекусить. С минуты на минуту вернутся, так что не уходите пока, вообще-то сюда пускают не больше трех посетителей одновременно, но нам повезло, что нам досталась эта боковая палата всего на две койки, а вторая роженица выписалась два часа назад, так что проблем не будет, главное – не слишком шуметь, а то, сами понимаете, было бы нахально. Смотрите, что купила мне Гарриет! Миленько, правда? – Она показала им воздушный белый пеньюар и расплакалась.

Ариф подошел к ней, и она в слезах уткнулась ему в шею.

Малышка, то ли проголодавшись, то ли замерзнув, то ли почувствовав, что больше не является центром вселенной, завопила и принялась молотить ножками и кулачками. Из желтой она стала сначала розовой, потом лиловой. Аниса склонилась над кроваткой и, положив ладонь на твердый животик внучки, попыталась ее успокоить: «Коко, Коко-сона[14]! Дулали[15]!» Но малышка только еще больше разбушевалась. Коко была крохотной и беспомощной, но ее огромная ярость заполнила палату.

– Мощные легкие, – улыбнулся Джо. – Будет оперной певицей. Хотя панк, наверное, придется ей больше по душе.

Ясмин стояла как зачарованная. Малышка сердилась, и ее гнев был абсолютным: к нему не примешивался ни страх, ни чувство вины, ни колебания. Она не томилась в плену самосознания. Она притязала на то, что положено ей по праву рождения, просто будучи собой. Ясмин улыбнулась с изумлением и завистью. Наслаждайся, пока можешь, малютка.

Аниса запеленала Коко в синее одеялко и вручила ее, притихшую и завернутую, будто подарок, матери, которая перестала плакать и, несмотря на красные глаза и пятнистые щеки, мгновенно показалась безумно счастливой.

«Гормоны», – подумала Ясмин.

– Ты стала матерью, – сказала Гарриет, не сводя глаз с Люси и голубого свертка. – Это самая сладостная привилегия в жизни. Самая сладостная! Пусть она принесет мир твоему сердцу! Пусть дарует утешение! Пусть принесет радость! Пусть…

Слезы помешали Гарриет продолжить. Джо, поморщившись, отошел на другую сторону палаты и сел на незастеленную свободную койку. Остальные смотрели во все глаза. Кто бы мог подумать, что Гарриет Сэнгстер может плакать? Да не из-за чего-нибудь, а из-за младенца!

Аниса подошла, чтобы ее обнять, но Гарриет отмахнулась.

– Извините, простите… Мне нужно в дамскую комнату… Нет, не надо меня сопровождать. Все в порядке. Я просто немного поддалась эмоциям.

Джанин и Ла-Ла вернулись, неся ошеломляюще огромную плитку молочного шоколада и запах сигарет. Люси не подпустила их к Коко.

– Она только заснула. Шоколадка обалденная, но мне не стоит ее есть… Думаете, я когда-нибудь в это влезу? – Она со вздохом показала им пеньюар.

– Конечно влезешь, – ответила Джанин. – Но к чему такая спешка? Плюнь ты на этих мамочек-фитоняшек из Инстаграма. – Она повалилась на стул.

Аниса с тревогой наблюдала за тем, как Люси поглощает шоколад.

– Ох, почему я не принесла еду?

– Не переживайте, – сказала Джанин. – В корзинке есть фрукты, а ужин тут разносят. Я считаю, голодом не морят, и на том спасибо. – Похоже, Джанин обладала даром принимать всё как есть.

Ла-Ла была одета в розовые джинсы и пушистый серый джемпер. Волосы она покрасила в тон джинсов.

– БАДы, – сказала она, порхая по палате: разобрала подарки, сложила тряпочки и одеяльца, нашла в шкафу вазу для букета, принесенного Гарриет. – Принимай железосодержащие БАДы и витамины – не ошибешься. Где моя сумочка? Хочу поснимать фотки.

Сумочка была незамедлительно обнаружена, и все выхватили свои телефоны. Люси с героической улыбкой развернула Коко у себя на руках, чтобы над плотным синим саркофагом показалось крошечное золотое личико.

– Ку-ку, Коко! – Джанин щелкнула пальцами, пытаясь заставить малышку открыть глаза.

– Мам, не надо. – Голос Люси звучал, по обыкновению, мягко, но в нехарактерной для нее отрывистости фразы сквозила строгость.

Люси подняла сверток на груди почти до подбородка, демонстрируя жуткую отметину от щипцов на затылке малышки.

– Это пройдет? – спросила она Джо. – Врач обещал, что да, но она не заживает.

– Это абсолютно нормально, – ответил он. – Ничего страшного, вмятина пройдет, а форма только на время… из-за родничка, мягкого участка на ее черепе… Ты, наверное, помнишь из книжек по уходу за детьми?

– Знаю, – кивнула Люси, – просто в реальной жизни все видится по-другому.

– Я отправлю фотографии для моих сестер. – Аниса с маниакальной улыбкой щелкала камерой.

– Тетушке Амине? – Ясмин встречалась с самой старшей сестрой Ма всего дважды. Та жила в маленьком американском городке с мужем-стоматологом и их тремя уже взрослыми детьми, и ее религиозность усугублялась осадным менталитетом человека, уверенного во враждебных намерениях окружающих. Амина была настолько набожна, что ей не оставалось ничего иного, кроме как критиковать всех и вся на земле. И Ма предлагает прислать ей компромат на ее холостого племянника, заделавшего незаконнорожденного младенца своей любовнице-гяурке?

– Амине и Рашиде, обеим, – подтвердила Ма.

Рашида – другое дело. Она жила в Мумбаи и преподавала химию. Когда Ясмин было четырнадцать, Рашида целую неделю гостила в Таттон-Хилл, – прилетала на научную конференцию. Ма сгорала от