В правой руке караванщик держал здоровенную палку с лезвием на конце, накрытым чехлом из кожи ягнёнка, и зайцы тут же пооткрывали любопытные рты. А вдруг он уже надумал снимать свой чехол в преддверии битвы?

Кима, блестя глазами, нырнул под телегу и высунул любопытную голову прямо из-под ног Айёка:

— Ну, когда уже снимешь? — прошептал он.

— Скоро! — рассмеялся караванщик.

Но и не думал развязывать верёвки и снимать чехол, чтобы показать уже зайцам, что там за оружие у воинов, что сопровождают караваны? Кривое оно или прямое? Какой стали?

— А что ты видел за перевалом? — спросил Айёка самый младший из зайцев.

На него зашикали — все знали, что караванщикам нельзя задавать такие вопросы. Никто из них никогда не говорит о том, что за перевалом. Вот рассердится Айёк — и не покажет свой необычный меч-на-палке!

Но караванщик неожиданно улыбнулся младшему, которого от оплеух оберегла только сидевшая рядом Шасти.

— Нет больше ничего за перевалом, — сказал он.

— Как это нет? — удивилась девушка.

— Перевал — дорога к спасению, — пояснил Айёк. — Было так. Когда-то давно — Белый караванщик шёл по этим местам и заблудился. Скоро у него истощились припасы, и он понял, что только смерть ждёт его в этих горах. И тогда он решил сам пойти в дом к смерти: может, увидит она его и пощадит? Ведь если сидеть и ждать смерть — пощады точно не будет…

Караванщик замолчал.

Ветер зашуршал снежинками — так его слушали воины. Даже болтливые зайцы сидели и стояли вокруг Айёка так тихо, что можно было смело выслеживать косулю.

— Белый караванщик решил, что дом смерти — высоко в горах, — продолжил Айёк, выйдя из задумчивости. — Он забрался высоко, но увидел не дом смерти, а красивую Белую гору. За ней вилась огненная тропа. Белый караванщик упал у горы без сил, и ему привиделось: тот, кто шагнёт через перевал, кто ударит огонь мечом, мечтая найти спасение — найдёт его за перевалом. Утром он из последних сил поднялся на перевал. И разрубил огонь своим посохом с лезвием на его конце. И оказался в прекрасном городе…

— И он там остался? — выдохнул Кима, опьянённый рассказом.

— Нет! — встрепенулся Айёк. — Как бы он смог остаться? Его братья, отец и мать остались в иной земле. Он обменял товары, что были с ним, на товары иных земель и вернулся домой. И Белая гора открыла ему, что только чистые помыслами могут проходить вслед за ним через перевал. Те, кто не причинял людям зла, кто никогда не проливал человеческой крови. Но гора сказала ему: 'Знай! Придёт день, когда чёрный меч разрубит огонь. И Белый город исчезнет, а перевал станет путём в царство Эрлика. И вот этот день настал.

— А Эрген? — зашумели зайцы. — Значит, он попал в царство Эрлика?

— А почему перевал никого не пускает туда?

— А Эрлик? Скоро он придёт к нам?

— Я не знаю больше, чем мне сказали, — покачал головой Айёк.

— Но почему вы не покинули город? — потрясённо воскликнула Шасти. — Зачем вы идёте с нами?

— Чтобы закрыть путь, ведущий в преисподнюю, — улыбнулся Айёк.

Лицо его было светлым, улыбка грела, как и горячая рука на плече. И Шасти улыбнулась в ответ.

— А ты знаешь, как? — спросила она.

Караванщик покачал головой:

— Сакал, глава нашего рода, ждал знака, и он дождался. Сначала пришёл мальчик, мудрый, как никто из наших мужей. А позже мы узнали про росток из головы ютпы.

— Но ютпа — творение преисподней…

Шасти с сомнением посмотрела на горшок. Зелёная шишка в нём разрослась так, что требовала уже гораздо большего вместилища.

— Именно, — кивнул Айёк. — Наш мир — растёт корнями из преисподней и уходит в небо. Всё связано в едином круге. И будет третий знак, так сказал Сакал. И тогда путь в бездну закроется, а перевал покинет наш мир.

— Но тогда вы навсегда потеряете путь в Белый город! — пискнул Кима.

— Это ничего, — улыбнулся Айёк. — Мы знаем, что Белый город существует. И рано или поздно — дорога к нему снова протянется через горы.

— А почему вы не переселились туда все? — недоверчиво спросил Лойчен. Он долго терпел, но наглого Киму никто не одёргивал, и парень тоже решился задать вопрос. — Вы могли перевезти семьи, раз это был такой хороший город!

Айёк покачал головой:

— Не могли, младший брат. Только чистые помыслами могли проходить через перевал. Иногда мы неделями стояли у Белой горы, а перевал всё пылал. И тогда Сакал одного за другим отсылал нас, пока дорога не принимала тех, кто сумел остаться чистым, не поддавшись жадности, страху или иному душевному уродству, что так легко приживаются среди людей.

Он свистнул своим, и воины с такими же палками принесли два заплечных мешка и положили их на телегу.

Караванщик Айёк развязал мешки, достал из них горсть сушёных плодов, величиной с фалангу пальца.

— Это — сладкий хлеб Белого города, — сказал он. — Колдуны его очень любят. Ешьте и набирайтесь сил перед боем, зайцы.

Он набрал плоды в горсть и протянул Шасти.

— Я знаю их, — улыбнулась она. — Отец часто их покупал! Они — ужасно сладкие!

И Ниса тут же сунула морду в телегу и требовательно заурчала. Ей тоже захотелось попробовать сладенького.

* * *

Айнур вёл своих воинов так быстро, как только могли идти хорошо вооружённые воины. Гнев и вина — терзали его, и он совсем не чувствовал усталости.

Предводитель приказывал останавливаться для отдыха, потому что видел — его воины не двужильные. Но сам он только сидел, скорчившись, так ни разу и не доверившись сну.

На последнюю ночёвку встали на караванной тропе — всё равно патрульные колдуны по ночам не летают.

Но эта ночь выдалась особой. Стоило только Айнуру кое-как укротить в голове обвиняющий голос Чиена, друга и почти брата, который бросил своего предводителя и убежал на помощь безродному зайцу, — как раздался свист дозорного.

— Эй! Эй! — закричали вокруг. — Смотри!

Айнур вскочил на ноги: весь лес пылал, окрашенный ярким призрачным огнём.

Из ближников с предводителем остался только Вигра,