— Мы спрячем его в камнях, а после вернёмся за ним, — не согласился Нишай. — Нас и так очень мало, каждый меч на счету! Бежим! Император совсем не так мёртв, как хотелось бы терию Вердену. Нужно помочь нашим!

Я обернулся к перевалу.

К моему удивлению, паланкин императора был всё ещё цел! И всё так же бились над ним колдуны и волки — с воинами на спине и без.

Значит, бой, показавшийся мне невыносимо долгим, длился всего пару минут?

Фигурки были крошечными, и я не понимал толком, что там сейчас происходит.

Ясно было одно — драконы могут летать выше волков, и сейчас они не пускают наших воинов к перевалу. А сверху готовят тяжёлые камни, чтобы сбивать нас, если заберёмся повыше, прижимаясь к скале.

Очигин подобрал последнюю стрелу.

— Теперь я поведу, — кивнул он. — Идём.

— Стой! — я уставился на дракона терия Вердена.

Про крылатую рептилию в чёрной боевой броне мы и забыли, а она всё ещё лежала там, где её оставил наместник, и мрачно взирала на превращение хозяина в железное дерево.

— Это боевой дракон! — предупредил Нишай. — Он не подпустит никого, кроме хозяина. Не трать время, Кай!

— А-а… — протянул я. — Так вот почему Шудур удрал от меня, пользуясь дымовой завесой, а не угнал у наместника дракона. — Говоришь, не подпустит?

Я решительно пошёл на дракона. Вот он-то — вполне магическая тварь. Не фехтовальщик, а порождение силы. Отчего это он вдруг не подчинится мне?

Дракон зарычал и разинул пасть, угрожая. Но я ощущал его страх так же, как ощущал любопытство Нисы.

Наверное, когда-то драконы были эмпатами, могли общаться с помощью чувств. Но от этого дара почти ничего не осталось.

— Арум! — я призвал сияние, заставив рептилию зажмуриться. — Покорись мне! Я — белый дракон!

Не знаю уж, что там говорил Шудур про то, что не бывает белых драконов. Но крылатый зверь попятился и заскулил, словно от боли.

А может, сияние и в самом деле обжигало его? У него даже век нет, только мембрана прикрывает глаза.

Пригасив сияние — оно подчинялось всё лучше — я подошёл к морде дракона и протянул руку:

— Я тебя не обижу, — пообещал я, делая знак Нишаю, чтобы подошёл ближе. — Это — мои друзья. Их надо отвезти к перевалу. Не бойся, я усыплю огонь. Ты же — хороший мальчик, да?

«Мальчик» оскалился. Из глаз текли слёзы, видно, ему и впрямь было больно.

— Ну извини, я не знал, что ты так боишься света, — проговорил, а в голове билось: неужели драконы — порождения Эрлика? А волки? Тенгри? А люди, вроде меня и Нишая? Чьи порождения мы?

Судя по поступкам — всего сразу. Мешанина из тьмы и света. Может, Бурка прав — никто нас не создавал, и мы сами тут завелись?

Дракон чуть-чуть успокоился, и я предложил ему:

— Иди, я тебя поглажу? Я знаю, где у вас нежная кожа. Твой железный хозяин хоть раз чесал тебя, а?

Нишай тихонько подошёл, и я кивнул ему на одинокое седло. Можно было усесться на спину дракону и хотя бы пристегнуться к нему в полёте.

Вряд ли мы сможем выписывать петли с такой посадкой, но долететь — долетим. Только Чиена придётся прятать в камнях.

Колдун забрался в седло, протянул руку, помогая устроиться Сурлану и Очигину. Они как раз отнесли фехтовальщика под защиту «гриба».

Почёсывая дракона, я ждал, пока все наши разместятся. И только потом залез сам.

— Как в легендах, — сказал Нишай задумчиво. Я открыл рот, но он перебил: — Нет, Кай, не спорь. Это не может быть простым даром приручения драконов. Ты и в самом деле посланник Тенгри.

— А ты не верил? — усмехнулся я и похлопал дракона по шее, посылая его в полёт. — Зачем же ты пошёл со мною, колдун?

— Сам не знаю, — вздохнул он. — Наверное, потому, что ты — добрее меня, а это больно. Я раньше думал, что сила живёт рядом со злостью. Хорошей, боевой злостью, как у наместника. Но он остался расти в земле, а мы — летим в небо. Наверное, есть что-то, сильнее боевой злости, но я пока не пойму, что.

— Да ну? — рассмеялся я. Дракон тяжело взмахнул крыльями и рванулся вверх. — Ух! — вырвалось у меня. — Да это же ты, колдун! Ты сам — сильне-е!

Я рассмеялся: мне сейчас было и больно, и легко. Больно за Чиена и Ахтара, за всех, кого потеряли и теряем сейчас. Но и легко. От неба и крыльев, которые несли меня вверх.

Любой из людей — наследник мира, когда он летит вот так, над горами. Когда крылья дракона вспахивают небо и засевают его звёздами.

Когда стемнеет — звёзды взойдут. И люди на земле разведут костры, чтобы звёзды знали: там, внизу — их братья и сёстры. Тоже засеянные чьими-то могучими крыльями.

Я так хотел бы лететь не над войной, и не на войну — но мы поднялись уже достаточно высоко, чтобы увидеть горящий впереди перевал. И маленькие фигурки его защитников.

— Что будем делать⁈ — крикнул Нишай, пытаясь переорать ветер.

— Поднимемся на максимальную высоту и опустимся на перевал! Нападём на его защитников! Снесём оборону!

— Вчетвером?

— А что, думаешь, многовато им будет нас четверых?

П. С .: Волк прилетел от читателя по имени Александр Весь, думаю, это Мавик)

Интерлюдия

Расщелина в горе была узкой и едва пропускала телегу. Зато под ногами шелестел песок, а в вышине — синело бездонное небо, надзирая за путниками золотым солнечным глазом.

Дорога постепенно забирала вверх, и становилось всё холоднее.

Когда с телеги разобрали тёплую одежду, и там остались лишь пучки стрел да горшки с ядом ютпы, Истэчи усадил по краям самых младших.

Зайцы — вопреки всем неписанными правилам передвижения военных отрядов — шли в хвосте, но перед телегой. Потому что позади, зевая, тащилась драконица Ниса.

Она уже несколько раз порывалась отстать, но Шасти время от времени угощала её бараниной. Колдунья знала, как побаловать дракона лакомым куском даже на земле.

Когда Ниса начинала бунтовать, Шасти совала руку в мешок, набитый сырым мясом,