Предмет страха не мог быть написан на языке ангелов, не мог быть ощутим в этой комнате, и даже проблеск или мерцание тени его самого слабого приближения сожгло бы все, что существовало, начиная с яйца, из которого родилось само время.

И в этой комнате, за те бесчисленные века, что я провел в ней, я понял ложь сердца ангела. Я вкусил ложь его страха и понял, что он боится так же, как и я, только его страх – не совсем страх, я не мог бы его описать. Скорее, его страх был светом, а мой – тенью. Его страх не имел измерений, а мой был запретным. Его страх был несотворенным, а мой – всего лишь мимолетным чувством животного.

Суть ангела и его страха передавали слова:

У меня нет начала и конца.

Я ноль и бесконечность.

И я неизбежен.

Я проснулся в огненной долине. Бездымное пламя опаляло горы вокруг меня. Позади, словно деревья, прорастали в облака огненные столбы. Впереди преграждала путь стена пламени, и даже песок под ногами кипел.

Наверное, я плавился внутри своих доспехов. Или поджаривался. Они превратились в горшок, а мое тело стало мясом. И все же я сделал шаг по кипящему песку. Продвигаясь вперед по долине, я явственно почувствовал на себе чьи-то взгляды.

Сотни глаз и ртов открылись в этом адском пламени. Огненные существа заполнили горы, воздух и небо. Я сразу понял, что это ифриты.

Я уставился на свои черные перчатки.

– Постойте… как я здесь оказался?

– Тебя принес маленький шикк, – сказал голос с небес. Он обжигал уши, как раскаленный дым.

– Где он?

Я отчаянно желал, чтобы Кинн унес меня из этого обжигающего ада. Я ничего не помнил с того момента, как он забрал меня из храма Хисти. За исключением…

Я вспомнил, что находился внутри ангела. Но не хотел помнить, каково это.

Может быть, перенеся меня сюда, Кинн хотел помочь после всего, что мы только что пережили.

– Я варюсь заживо. – Я был черным перцем, брошенным в дымящийся горшок. – Клянусь, я просто киплю. Как я до сих пор жив?

– Слабак, – донесся голос с огненных небес. – Как же несправедлива к нам судьба, если такой человек носит нашу маску? Как несправедливо, что только через него мы можем показать свою силу.

– Почему Лат так поступила? – произнес другой огненный рот. – Почему приковала нас к этому человеку?

Они унижали меня. Высмеивали мой недостаток фанаа. Или мою человечность.

Над всей землей развернулось плоское солнце, пылающий ковер вечного огня, расстилающийся во все стороны. Я догадался, что это султан джиннов Иблас.

– Каковы твои намерения? – спросил он, воспламеняя воздух и вытягиваясь вверх, совершенно бездымный, как и все столбы пламени вокруг меня.

– Во-первых, прекратите меня поджаривать!

Все огни исчезли. Почерневший песок перестал кипеть. Я рухнул на него и катался, пока не остыл. Огненный ковер в небе остался, но теперь он был далеко.

– Каковы твои намерения? – спросил он снова.

– Мы должны выжечь зло с этой земли. – Я сел на песке. – Нужно выжечь болезнь, пока она не заразила все вокруг.

– Ты говоришь правду, – сказал Иблас с неба. – Если не дадим отпор, ничто не предотвратит Великий ужас. Лат больше нет, и некому защитить Врата.

Я не хотел спрашивать, но, возможно, Иблас, могущественное существо, сумеет разрешить мои сомнения.

– А где Лат?

– Ее больше нет. У нее нет больше власти.

Не это я хотел услышать. Боль от этих слов оказалась сильнее, чем от огня. Но я и не удивился, а значит, уже знал это.

– Значит, это правда, Лат мертва. За что нам теперь сражаться?

– За то, чтобы избежать гораздо худшей участи.

Я стянул шлем и потрогал все еще горячие щеки. Взглянул на Ибласа, такого далекого, что теперь он напоминал пролетающую по небу оранжевую звезду.

– Ты ответишь на мои вопросы?

– Ответы не дадут тебе утешения. – Его голос эхом разносился по долине черного песка. – Не принесут покоя.

– И все же ответь: в чем мое предназначение? Что я должен сделать с масками, которые ношу?

– Племенам джиннов не позволено вмешиваться в дела за покровом, кроме как по указанию того, кто носит маску. Мы не согласились бы на это, если бы сомневались в твоих намерениях и способности выполнить единственно важное дело.

– Что это за дело? Прошу, скажи мне.

– Защищать Врата. Любой ценой.

– Что за Врата?

– Там начинается Великий ужас. И они находятся под храмом Святого Хисти.

Так вот почему Базиль и Сира так хотели попасть в храм. Они – инструменты зла.

– В чем главная опасность для Врат?

– Другие люди.

Не такого ответа я ожидал. Мы слабая форма жизни по сравнению с джиннами, ангелами, богами и Лат знает кем, скрывающимися в пустоте.

– Почему люди – главная угроза?

– Если я отправлю паука открыть дверь в твою комнату, ты ведь об этом не узнаешь? Люди незаметны.

– Незаметны для кого?

Пламя в небесах на мгновение потускнело, став янтарным.

– Никогда не задавай этот вопрос.

Мое любопытство только усилилось. Я чувствовал, что Иблас боится этого неведомого существа, так же как тот ангел.

Я ударил по черному песку черной перчаткой.

– Это Спящая?

– Даже Спящая чего-то боится. Больше я тебе ничего не скажу.

– Что такое Великий ужас?

– Разве Марада тебе не объяснила?

Марада, султанша племени джиннов маридов, сказала мне, что мир – это яйцо, и достаточно немного подогреть его, чтобы наступил Великий ужас. Узнав об этом, я почувствовал себя совсем крошечным и попытался убедить себя, что с помощью Лат сумею это предотвратить. Но то, что Марот убил Мараду, а позже смерть Лат доказали, что я ошибался.

Марада также предостерегала меня против вмешательства в дела людей. Если использовать ее силу, чтобы свергать правителей или вершить правосудие, можно привлечь к себе внимание жутких существ. Но ведь дела людей и богов неотделимы друг от друга. Сира не просто стремилась править Аланьей, она пыталась вызвать Великий ужас.

– Я хочу услышать твое описание Великого ужаса, Иблас.

– Спящая создала эту землю в виде яйца. «Яйцо» – человеческое слово, оно дает лишь приблизительное представление о том, что это на самом деле. Так же как «огонь» и «жар». Это лишь тени, которые вы видите и понимаете, поскольку ваш разум не в состоянии постичь все грани.

Находясь внутри ангела, я видел большее. Мне не хотелось думать об истинности всех этих слов и форм – вспоминая о них, я слышал странные песнопения и