боялся, что они доведут меня до безумия.

– Что случится с людьми, если придет Великий ужас?

– Когда Кровавая звезда пожелает расколоть яйцо, оно перемешает все человеческие души, чтобы Хавва создала новые формы. Формы, неподвластные даже моему пониманию. Они станут новой эпохой ангелов.

Когда я смотрел в человеческий глаз ангела в Юнаньском море, мне привиделись ангелы, прорастающие из яйца. Может быть, это и был Великий ужас?

– Значит, мы станем ангелами. То есть не умрем?

– И будете жалеть об этом. Будете мечтать о полном исчезновении из времени и памяти. Так же, как я.

Небесный огонь затрещал. Я вздрогнул, а он стал золотисто-белым. Если Иблас чего-то боялся, значит, неспроста, даже если наш страх был лишь мимолетным чувством. Имитацией первобытного страха, кипевшего в истинной сущности ужаса.

– Почему Врата находятся здесь? Почему их охраняют люди? Как такую важную задачу доверили нам?

– Потому что люди – это шум.

– Не понимаю.

– Представь великолепный город, через который течет река. Она делит город на две половины. Раз в год из-за дождей река выходит из берегов, затопляя одну часть города. Какая часть будет затоплена, определяет рычаг, управляющий шлюзом. Представь, что этот рычаг находится под землей, и рядом с ним живут только муравьи. Если муравьи перегрызут шест, поднимающий рычаг, будет затоплена одна половина города. Если нет – то другая.

Я набрал пригоршню черного песка и пропустил сквозь пальцы.

– Какая-то бессмыслица.

– Вы и даже я по сравнению с ними – бессмысленные существа. – Звезда, бывшая Ибласом, замерцала в белом небе. – Заканчивай со своими вопросами.

– Что такое Кровавая звезда?

– Мое представление о ней сильно изменилось за прошедшие столетия. Сначала я считал ее утробой. А теперь вижу в ней скорее печатный станок, который посредством письма на языке, составляющем саму ткань всего сущего, может породить что угодно, даже Великий ужас. Но у нее есть и своя воля. Она живая. И каким-то образом связана с Хаввой, как будто та – более глубокая эманация того, что клубится внутри Кровавой звезды.

Я не совсем понял его ответ, но решил не переспрашивать.

– Как победить соединяющую звезды, которая говорит с Кровавой звездой?

– Кровавая звезда полюбила Утреннюю звезду, и они соединились. Свет этого союза уничтожил множество миров на этом небе и еще больше миров за высшими завесами. Когда Марот принес в этот мир искусство соединять звезды, он наложил на него ограничение. Делающий это должен держать за руку того, кто его любит. И они оба должны молиться.

Так вот почему Лунара взяла меня за руку, и я мог освободиться, только убив ее.

– Как победить соединяющую звезды?

– Разве это не очевидно? Убей всех, кто ее любит. Тогда ее сила станет бесполезной. И сделай это быстро, пока она не научилась использовать свою силу точно.

– Точно?

Небесный огонь всколыхнулся, в нем появились изящные завихрения.

– Если я попрошу тебя убить кого-то, ты можешь исполнить эту задачу по-разному. Например, убить себя, ведь ты тоже кто-то. Чем более конкретным и точным ты будешь, тем больше силы сможешь безопасно извлечь из Кровавой звезды, не причинив себе вреда. Но точности не достичь ни на одном языке. Старый парамейский, наверное, ближе всего к языку Кровавой звезды, но, как и многое другое у вас, людей, это лишь тень тени тени.

Я видел язык Кровавой звезды в Лабиринте. Зеленые светлячки меняли форму, составляя буквы с неисчислимым количеством сторон и точек. С истинной глубиной. Но Лунара каким-то образом понимала его.

И как же слова на папирусных языках детей внутри ангела? Каждый раз, когда рыба проглатывала ребенка, слова с папируса появлялись на ее теле, светясь зеленым светом. Слова имели силу, даже наши слова.

Я поднял руку к мерцающему пламени в небесах.

– Иблас, как мне призвать тебя на помощь?

– Я всего лишь огонь, но горю целую эпоху. Я остаток того, что испепелило мир тысячу лет назад и положило конец ледниковому периоду. Когда хотят убить одного муравья, не используют огонь. С его помощью уничтожают весь муравейник.

– Я не так кровожаден.

Из оранжевой звезды вырвалась вспышка. К счастью, она была слишком далека, чтобы обжечь меня. Она смешалась с белым небом, как шафран смешивается с йогуртом.

– Если когда-нибудь решишь стать таким, можешь призвать меня, и я сожгу все. А иначе призови одну из моих дочерей. Она достаточно мала и точна, чтобы сжечь одного человека.

– Это все, что вы можете? Сжигать?

– А чего ты ждал? Мы – бездымное пламя. Мы – наделенный душой огонь, так же как мариды – наделенный душой лед, а джанны – ветер. Но души не предназначены для такого. Это противоестественно, и потому наше существование примитивно.

– Я понимаю.

Хотя на самом деле не понимал. Боюсь, я и не должен был понимать этих созданий, так же как паук не может понимать людей.

– Теперь ты знаешь несколько секретов. – Огонь Ибласа распространился по небу и опустился, нагревая песок и мое тело. – Вот тебе совет – держи яд истины при себе и не заражай им других. Говори только то, что им нужно знать, чтобы они не растеряли всю надежду и счастье.

– Так же, как ты поступил со мной? Сказал только то, что мне нужно знать?

– Конечно, Кева. И надеюсь, что ты сочтешь мою скрытность тем, чем она на самом деле является – милосердием. – Небесный огонь потянулся ко мне похожими на руки колоннами. – А теперь отправляйся домой.

Я проснулся. На мне не было доспехов, только хрустящий кафтан и кожаные носки. В угловых нишах мерцали огни свечей, отражаясь от фресок на стенах, на которых были изображены шах и его двор в саду тюльпанов. В центре комнаты возвышался столб из песчаника, окрашенный попеременно в золотой и бронзовый – цвета аланийских Селуков.

Я лежал на шерстяных простынях под крытым шелком пуховым одеялом. Рядом со мной стоял хрустальный кувшин воды со льдом. Я налил воды в стеклянную чашку и охладил пересохшее горло.

На постели у дальней стены кто-то спал. Между нами на подушке лежали мои ангельские доспехи и Черная роза.

Я встал и подошел к дальней стене. Рухи резко села в постели.

– Где мы? – спросил я.

Она потерла глаза, провела пальцами по кровавым рунам на лице.

– Во дворце в Доруде.

– Я не помню, как здесь оказался.

– Я тоже не знаю. Полагаю, тебя принес джинн.

Кинн? Или ифрит?

– Выглядишь так, будто тебе здорово досталось, – сказала она.

– Можно сказать и так. Вы с Хурраном говорили с Баркамом?

– Недолго. Баркам не