меня на глазах у моих соотечественников. Она даже пыталась отправить меня домой после того, как Зедра хотела мной пожертвовать.

Я погладила Селену по щеке.

– Я прекрасно тебя понимаю. И не сделаю ей ничего плохого. Она важна для меня. Думаю, ты знаешь почему.

– Знаю, султанша. Ее любит Кева. Я слышала, как она подробно о нем рассказывала. Кева – твой враг и враг Базиля Зачинателя. А следовательно, и мой.

Селена на свой лад тоже пыталась добиться ясности. Убедить себя, что она на праведной стороне, а хорошие люди вроде Сади оказались на другой только по неудачному стечению обстоятельств. Но все это неправда. Нет никакой праведной стороны, есть только победители и проигравшие.

Пришла Нора с большим мешком льда. Увидев привязанную к столбу Сади, она вытаращила глаза. Сади посмотрела на нее так, словно оплакивает.

– Вас еще не представили друг другу. – Я жестом велела Норе принести мне лед. – Эту милую девушку зовут Нора. Нора, это Сади. Когда-то вы были подругами. Скажи, Сади, что ты думаешь о том, с какой готовностью служила Зедре, принесшей столько страданий на твою землю?

Сади внимательно наблюдала, как я открыла мешок, зачерпнула льда и высыпала горсть в большую металлическую чашу в центре юрты. От этого движения спина лишь слегка заныла, и я понадеялась, что скоро мне не понадобится посох.

– Я и сама могу сделать это для тебя, султанша, – сказала Нора.

– Ничего, я справлюсь.

Лед грохотал по чаше, пока мешок не остался пустым. Теперь воздух, попадающий в юрту через отверстие в потолке, будет проходить сквозь лед и становиться прохладнее, сделав невыносимо жаркий день терпимее.

Сади опустилась и села. Ее руки по-прежнему были привязаны к столбу за спиной. Она притянула колени к лицу и уронила на них голову.

Если бы мне пришлось оценить ее на вес в золоте, как поступают кашанские шахи на дни рождения, она перевесила бы все золото Кандбаджара. Она была рычагом давления на моих врагов, яснее ясного.

– Можно полюбопытствовать? – Я села на вышитую силгизскую подушку на полу. – Я слышала историю о твоей смерти. Дед Селены, сам покойник, бросил камень тебе в голову, и через несколько дней ты умерла. После этого ты… отправилась куда-то еще, если ты понимаешь, о чем я?

Сади подняла голову с колен. Селена села справа от меня, а Нора слева. Мы все смотрели на Сади, которая выглядела такой несчастной.

– Да, – хрипло ответила она.

– Нора, принеси розовой воды. Или ты предпочитаешь кумыс? Или ячменную бражку?

– Просто воду.

Нора налила ледяной воды в стакан, присела рядом с Сади и помогла ей выпить.

– И куда ты отправилась? – спросила я, когда Сади напилась.

– В Барзах. Я видела Колесо.

– Что за колесо?

Я налила себе розовой воды.

– То место, куда отправляются после Барзаха. Это облако из душ. Оно проливается дождем на многочисленные миры, не только наш. И души поднимаются обратно к нему, словно пар. А в облаке все они перемешиваются, как вода в океане.

– И ты отчетливо это помнишь? – спросила я. – Это не просто сон умирающего?

Сади кивнула.

– Все выглядело реальнее, чем эта юрта. Реальнее, чем ты. Реальнее, чем… тело, в котором я сейчас нахожусь.

– Но в латианском учении нет ничего подобного, – заметила я. – Даже этосиане не верят в Колесо, которое ты описала.

– И что с того? – хмыкнула Сади. – Ты всерьез считаешь, что одна религия говорит правду, а остальные лгут?

Я повернулась к Селене.

– Ты никогда не говорила, что она такая рассудительная. Теперь она мне даже нравится.

Селену ответы Сади смутили, судя по напряженной позе.

– Возможно, она неправильно поняла увиденное. Порой фальшь рождается не по злому умыслу, а из-за обычного недопонимания.

– Я могу сказать то же самое обо всем, во что веришь ты, – сказала Сади.

Ах, до чего ж приятно беседовать с таким разумным человеком. Наконец-то хоть кто-то не лжет себе, только чтобы почувствовать себя лучше. Прямо моя родственная душа. Как жаль, что она, вероятно, жаждет меня убить.

– Значит, ты не сдалась на волю слепой веры, – сказала я. – Предпочитаешь полагаться на свои глаза и уши, а не на то, во что требуют верить шейхи. А им нравится заставлять нас верить, правда? – Я показала ей свой посох. – Причем они часто вбивают в нас веру палкой. – Я хихикнула. – А я-то думала, что ты так же фанатична, как твой возлюбленный. Как ты его выносишь, Сади? Он отказывается принимать то, что видят его собственные глаза.

– Ты не ошиблась. – Она снова опустила голову на колени, словно удрученная моими словами. – Но мы не выбираем, кого любить. А кроме того, видишь ты правду или отрицаешь ее, это еще не делает тебя хорошим или плохим человеком. Кева жаждет справедливости, как и я. Ты же, с другой стороны… служишь только себе. Если ты так любишь правду, признайся в этом.

– Да. Я это признаю. Но в отсутствие того, чему стоит служить, что мне еще остается? С какой стати мне верить в какую-то ханжескую справедливость? Сколько раз я видела, как во имя справедливости топчут невинных! Сколько зверств совершили ради справедливости! – Я капнула в розовую воду немного меда. – Справедливость для одного человека означает тиранию для другого. Дай мне бога или настоящий идеал, а не двуличную ложь, и я с радостью склонюсь перед ним.

Селена с ее догмами притихла, маленькими глоточками потягивая жидкость из чашки. Нора, как обычно, держалась отстраненно.

– А как насчет Спящей? – Сади подняла голову и посмотрела на меня. – Посмотри, что ты натворила ради нее. Посмотри, что ты сделала с Зелтурией. Ты настолько лишена морали, что готова на все ради собственной власти, чего бы это ни стоило остальным. Спящая наверняка это знает, поэтому ты ее идеальная пешка.

Я уставилась на нее, сбитая с толку. Неужели она права? Спящая использовала меня, но взамен дала мне силу соединять звезды. Значит, мы обе использовали друг друга.

Но вдруг это глупый вывод? И я не могу использовать бога, как мошка не может использовать человека.

В юрту вошла моя мать и широко открытыми глазами уставилась на привязанную Сади.

– Кто это?

– Дочь шаха Мурада. – Я встала и взбила подушку на полу. – Проходи, садись с нами.

Матушка села между мной и Селеной.

– Почему дочь шаха Мурада связана?

– Она доставляет много проблем.

– Понятно. Знаешь, однажды я бывала в Сирме, – сказала матушка на парамейском с силгизским акцентом. – Племена забадаров вне городов живут в точности как мы. И язык у них похож на наш,