— Он, наверно, этого и хочет.

— А вы? Вы уйдёте?

— Как товарищ майор прикажет.

— Сами-то вы что думаете? Ведь раненые замёрзнут. По ночам-то заморозки, октябрь уже на носу.

— Я бы хотел остаться.

— Ну и оставайтесь, а Штерна не бойтесь!

После этого Борису стало понятно поведение эстонского «наблюдателя», ведь он целый день, сидя за своим столом, составлял какие-то ведомости из огромных книг, лежавших в одном из шкафов канцелярии. Добин говорил, что, судя по всему, в этих книгах записаны все материальные ценности, находившиеся в здании, занимаемом госпиталем.

Посоветовавшись с Павловским, в эту же ночь Алёшкин отправил в Особый отдел армии донесение, в котором описывал деятельность Штерна как в период оккупации, так и в настоящее время, и просил, чтобы госпиталь оградили от подобных «наблюдателей».

На следующее утро, едва Штерн явился и сел за отведённый ему стол, как в комнату канцелярии вошли два особиста, заранее приехавшие на машине, и тихонько вывели его из здания. Что с ним случилось в дальнейшем, никто в госпитале не знал.

А вот с Пярницей произошло следующее. Особый отдел армии занялся расследованием его деятельности. Выяснилось, что он был министром здравоохранения в прежнем, буржуазном эстонском правительстве. При образовании Эстонской ССР Пярница каким-то образом сумел проникнуть на должность наркомздрава и вместе с остальными членами правительства эвакуировался в СССР. Впоследствии оказалось, что он советской власти не сочувствует, по убеждениям ярый националист и за время своей краткой работы на посту наркомздрава Эстонской ССР приносил больше вреда, чем пользы. Но всё это произошло позже, а сейчас, после отъезда взбешённого Пярницы из госпиталя там в этот же день произошли и другие немаловажные события. О них мы расскажем в следующей главе.

Глава шестнадцатая

Мы уже упомянули о том, что второй день пребывания госпиталя № 27 в Таллине был богат событиями. Не успел Борис проводить разгневанного наркомздрава Эстонии, как к нему в кабинет вошёл радостный начпрод Гольдберг, таща перед собой две большие картонные коробки.

— Что это? — удивлённо спросил Алёшкин.

— Товарищ майор, там в одном из углов склада целая гора этих коробок. Вот, принёс вам, посмотрите и попробуйте. В этой коробке, — Гольдберг поставил одну на стол, — сигареты, и не какие-нибудь, а английские! А в этой, — он поставил вторую, — шоколад из Конго. Вот, сволочи фашисты весь мир грабили, а может быть, все им помогали?..

Раскрыв первую коробку, Борис увидел, что она заполнена круглыми металлическими коробочками с красивой надписью по-английски «Голден Ват». Борис припомнил, что такими сигаретами его угощали моряки во Владивостоке, возвращавшиеся из заграничного плавания. Раскрыв одну из коробочек и вынув из неё сигарету, Алёшкин закурил. Вкус табака был действительно хорош. Последнее время папирос «Норд», выдававшихся в дополнительном офицерском пайке, ему не хватало, приходилось пользоваться махоркой Игнатьича, которой у того имелся порядочный запас. Конечно, аромат этих сигарет не шёл ни в какое сравнение не только с махоркой, но даже и с папиросами.

Тем временем Гольдберг открыл вторую коробку. Она оказалась заполненной большими толстыми плитками шоколада в красивых обёртках. Борис попробовал и шоколад.

— Товарищ майор, там, по моим приблизительным подсчётам, штук по сотне лежит. Что с ними будем делать? Это вот я вам принёс, пользуйтесь фашистскими трофеями.

Надо прямо сказать, что ни Борис, ни Гольдберг в то время не имели никакого понятия о том, как следует поступать с трофейными товарами, доставшимся им вместе со зданием. Товары эти, несомненно, принадлежали раньше фашистам, и часть Красной армии, обнаружившая их, была вправе распоряжаться ими по своему усмотрению, — так в простоте душевной полагали они оба. И лишь гораздо позднее, более чем через полгода, когда волею судеб они уже оказались в самой Германии, Борис узнал, что всё найденное трофейное имущество следовало отдавать в специально созданный трофейный отдел, который и занимался распределением их по войскам.

А сейчас, когда госпиталь захватил первые свои трофеи, Борис немного растерялся. Он решил посоветоваться с ближайшими помощниками: замполитом Павловским и зампохозом Захаровым, для этого он приказал Гольдбергу обоих позвать к нему.

Минут через 15 они собрались и стали обсуждать судьбу трофеев. Как доложил Захаров, когда удалось вскрыть замок и отпереть дверь на третьем этаже, то за ней оказались две большие комнаты. В первой обнаружились три швейные машины. Стоявшие у стен стеллажи были завалены грудами недошитого постельного белья, а пол усыпан различного размера лоскутами полотна. Вторая комната была забита полотном, трикотажным нательным бельём и кусками серо-зелёной материи цвета немецкого обмундирования.

При обсуждении вопроса единогласно решили, что всё найденное надо оприходовать и считать имуществом госпиталя. И продукты, и материя были очень кстати: первые сразу же шли для питания личного состава и раненых, а из материи представилась возможность нашить постельное бельё, чтобы заменить почти всё, что полагалось иметь госпиталю и что после трёхлетнего использования пришло почти в полную негодность. Из этой же материи можно было изготовить и новые халаты, старые тоже основательно износились.

Организацию пошивочных работ решили поручить жене истопника, в помощь ей предлагалось нанять несколько портних-эстонок. Конечно, основное руководство этим делом возлагалось на Захарова. Цветную материю, очевидно, предназначенную для ремонта обмундирования, решили сдать на армейский склад.

Все понимали, что госпиталь в Таллине может не задержаться. Наши войска успешно продолжали наступление, и каждый день мог последовать приказ о передислокации. Где и в каких условиях придётся находиться дальше, никто не знал. Понятно, что ни Борис, ни его помощники не рассчитывали, что все найденные ими «богатства» они смогут взять с собой, всё это пришлось бы оставить здесь, поэтому с выполнением намеченных работ в пошивочной мастерской следовало спешить. Кстати сказать, мастерская начала работать уже на следующий день и за время нахождения госпиталя в этом здании успела сделать многое.

К концу совещания к начальнику госпиталя зашли писарь продовольственного отдела штаба и старший кладовщик, они принесли опись найденных продуктов. Помимо круп, макаронных изделий, сыра, масла сливочного и растительного, значительного количества копчёностей и массы самых разнообразных консервов, на складе оказались уже упомянутые нами сигареты, шоколад и более двух десятков ящиков вина.

Взяв опись, Гольдберг отпустил пришедших, поэтому обсуждение списка продуктов происходило в сравнительно тесном кругу. Внимательно прочитав представленные списки, Борис сказал:

— Ну что же, товарищ Гольдберг, оприходуйте все эти товары и по акту сдайте кладовщику. Копию акта пошлите начпроду армии, и мы, кажется, теперь больше месяца сможем от него не зависеть. Расходовать