Она посмотрела в его глаза. Красный и карий. И где-то там, среди отсветов звезд над их головой, услышала тихий шепот.

— Мы назовем его Элиол.

Глава 1983

Элиол, прикусив язык от усердия, старался, как и учел отец, аккуратно, но твердо, нежно, но крепко, прижимать пальцы к вертящейся на круге влажной глине, аккуратно формируя при этом бортики. Он немного согнул палец, и глина над ним начал формироваться в виде маленький загнутой полоски.

Но не это было самым сложным. Самым сложным было правильно остановить круг, чтобы глина не потеряла формы — иначе все придется делать заново.

Но Элиол хорошо с этим справлялся. Остановив круг, он взял нить и срезал изделие с платформы, после чего положил его на стоявший рядом противень.

Там уже красовалось пять пузатых горшков. Затем их надо будет убрать в печь и обжечь.

— Отец, я сделал, — похвастался Элиол.

Его отец, пусть и выглядел как старик, но все же стариком не являлся. Хотя Элиолу, порой, очень нравилось подшучивать над седыми волосами и завивающимися козьими рогами усами.

— Хорошо, сорванец, — Олли отложил в сторону инструменты и подошел к столу сына. — Дай посмотрю на твои успехи.

Элиол, лучезарной улыбнувшись, показал на шесть горшков. Олли какое-то время их осматривал и забавно дергал усами, будто жук. Элиол даже хотел было дернуть за них, но вспомнил какой нагоняй получил в прошлом и не стал.

Частенько, когда он веселился или над кем-то подшучивал, то получал от родителей длинные часы наставления о том, как должен вести себя хороший мальчик.

Из того, что запомнил Элиол, хороший мальчик не должен подмешивать в молоко соседки перечный порошок; не должен подкладывать жуков в корзину с хлебом молодой девушке, идущей в поле; не должен менять местами подковы лошадей и ослов в сундуке у кузнеца; не должен разукрашивать углем лицо заснувшего стража; не должен… да много еще таких не должен.

— Отличная работа, сынок, — похвалил его отец.

Элиол, в привычной манере, обезоруживающе улыбнулся, а Олли посмотрел на свой стол. Там, за прошедшее время, появилось всего два новых горшка. И не потому, что руки его уже были не те и глаза подводили.

Нет, вовсе нет. За те восемь лет, что Элиол жили вместе с ним и Элите, гончар почти не чувствовал хода времени. Как и его жена. Их обоих словно заморозили, как мясо перед зимой в леднике, и они даже практически внешне не старели.

Оба, когда Элиол не слышал, обсуждали, что это, возможно, так их благословили боги за то, что не отказались от дара.

Элиол же рос как на дрожжах и к восьми годам уже мог сойти за двенадцатилетнего юношу. Но даже не это в нем являлось главной особенностью. И уж тем более не тяга к розыгрышам и веселью, порой доходящих до мелкого вредительства, что, разумеется, учитывая родословную ребенка немного настораживало.

Нет.

Все дело в руках Элиола. За что бы ребенок не брался — все у него получалось. Причем сразу и хорошо. Он мог лишь раз взять в руки точильный камень и все ножи в доме тут же смогут резать волос на лету. А если брался за нож для резки по дереву, то через пару часов от мелких фигурок, столь тонкой работы, что дух захватывало, было не счесть.

А уж что он творил при помощи угля, как мог легко и даже не заметив, зарисовать что угодно и, если сильно не приглядываться, порой даже казалось, что его картинки шевелились, будто живые.

Но особенно хорошо у Элиола получалось с глиной. Уже к шести годам он мог сделать из неё все, что душе было угодно. Олли, разумеется, гордился сыном. Пусть и подозревал, что подобные умения имели какое-то отношения к крови, что бежала по жилам мальчика, но… но Элиол, когда было надо, усердно занимался и оттачивал свои умения. Так что волшебством здесь не особо-то сильно и пахло.

— Теперь отнеси их в печи и смотри…

— Чтобы не сгорели, — мальчик слез со стула, забрал противень и, насвистывая какую-то мелодию, отправился к печи.

Он ловко открыл её и, столь же споро, заправил горшки внутрь, после чего раздул мехами пламя ровно до той степени, до которой требовалось. И все это быстрее, чем Олли успел вернуться за свой круг.

— Пап.

— Да сынок?

— А почему мы занимаемся именно глиной? — Элиол подошел к окну их мастерской.

Когда мальчик подрос и в комнате дома, отведенной для гончарного круга, стало тесновато. Тогда Олли позвал своих друзей и вместе они смогли за два сезона сделать пристройку к дому, где теперь и работали вместе с сыном.

Когда мальчик окреп настолько, что смог не только время от времени делать пару поделок, но и сидеть по нескольку часов за кругом, то денег в их доме, разумеется, прибавилось. А уж когда слава о той посуде, что делали Олли Ивер и его сын Элиол обошла город и окрестности, то и заказов — тоже.

— Вот, к примеру, отец Тонжека, — Элиол выводил пальцем узоры на стекле, которые легко бы могли сойти за роспись.

Мальчик буквально не мог провести ни одной секунды, чтобы что-нибудь не создать, не построить или… разрушить. Такая черта у него тоже имелась. Иногда Олли казалось, что его сын и вовсе не видел разницы между созиданием и разрушением.

— И что отец Тонжека? — Олли вернулся к кругу и своей работе.

— Ну, он, к примеру, резчик по дереву. И знаешь какие у них иногда бывают заказы? К примеру в прошлом месяце он делал мебель для самого градоначальника!

— Не мебель, а несколько стульев. Да и из тех барон забрал лишь два. Остальные ему не понравились.

— Или, вот, отец Ладига, — словно не слышал его Элиол. — он вообще кузнец. Кует мечи для армии лорда.

— Всего один заказ на мечи выполнил, — фыркнул в усы Олли. — а в остальное время одни подковы делает, да косы чинит.

Элиол вздохнул.

— Я знаю, отец, знаю, — мальчик уперся лбом в стекло, которое они смогли купить в прошлом году вместо бычьих пузырей, прежде натянутых на створки. — Просто… просто почему мы делаем одни только