Оша держал скрипку за гриф так, как если бы это была трость, и даже пальцы легли под головку таким естественным жестом, будто он держал их под клювом коршуна на набалдашнике.

Итак. Орманд здесь, а значит, и его банда. Этого стоило ждать, учитывая встречу с Дерком в доме организатора приёма — Найдер и стал обходить дворец, чтобы учесть все «но». Однако Ризар говорил, что дело принадлежит Найдеру — и всё же он позволил отцу остаться в игре. Что же, наверное, стоило разобраться с Ормандом раньше. Слишком долго они махали друг перед другом кулаками, но никак их не скрещивали.

Найдер осторожно шагнул к двери напротив и проверил — открыто. Он оставил там трость со скрипкой, затем снова выглянул: Орманд медленно шёл по коридору, рассматривая драгоценные камни. Когда шаги послышались совсем рядом, оша прыгнул к Льяналу, обхватил его шею предплечьем и дёрнул назад. Тело того оказалась на удивление мягким и рыхлым, мужчина потянулся вперёд, пытаясь перебросить Найдера через себя, но оша за несколько сильных рывков затащил его в комнату и выпустил, ударом в спину оттолкнув на середину комнаты.

Едва захлопнулась дверь, как оба вскинули револьверы, нацелив их на грудь другого.

— Мы это уже проходили, — Орманд оскалился. — Надо было стрелять, пока ты держал меня.

— Ну так хоть ты не допусти ошибку! Ну, стреляй! Или что, боишься, жена обидится из-за моей смерти и на лысину тебе плюнет?

Найдер знал, что слова излишни. Просто один выстрел. Или схватить трость и размозжить голову. Да хоть струну у скрипки вырвать и задушить! И злость так отчаянно рвалась наружу, но что-то внутри не давало поднять руку и закончить давно начатую нелепую игру. Это ведь была не его игра. Она касалась отца, матери и Орманда. И пусть та кионка едва могла назваться настоящей матерью, но… Как Льянал боялся убить её сына, так и Найдер боялся убить её мужа.

Оша опустил револьвер.

— Давай поговорим.

— Что я слышу, ты по-человечески разговаривать научился? — мужчина хохотнул.

Найдер взял трость и, опустившись на низкий бархатный диван, с облегчением вытянул больную ногу. Он всё говорил Разу, что из-за чувств того дело будет поставлено под угрозу, но почему-то вдруг так вышло, что чувства самого Найдера тоже оказались замешаны.

Скривив губы, Льянал опустился на диван напротив. Потрескивающий камин, простые полосатые обои, несколько пейзажей на стенах, смешной круглый пуфик — всё казалось таким обычным и уютным, что посмотри со стороны — увидишь, как отец с сыном сидят в гостиной за разговором.

Но не было тут ни отца, ни сына, а только два ублюдка, которые никак не могли убить друг друга или разойтись раз и навсегда.

— Да, не всё же мне по полям скакать, книжки умные читать тоже успеваю. Ты знаешь, кто ещё охотится за Адваном?

Найдер решил прощупать границы того, что было известно Орманду. Ризар мог вести свою игру и пообещать отцу то же самое, что и ему.

— Почему я должен говорить тебе про это?

— Что лучше, когда мешает один или сразу несколько? Дай мне убрать остальных, самому же будет легче. Останемся только мы двое.

Орманд помолчал, пожёвывая губу, и ответил:

— Я не знаю. За всё время я не нашёл следов других. А ты?

— И я не нашёл.

— Ты же не думаешь, что?.. — Орманд не договорил, но многозначительно посмотрел на Найдера.

Это было похоже на искреннее удивление. Может, Ризар правда втянул отца в охоту, потому что хотел уцепиться сразу за несколько шансов, но не доверял остальным.

— Ну что, будем опять воевать друг с другом, пока не упустим Адвана?

На лице мужчины появилось надменное выражение:

— У меня всего одна сделка, которую я могу тебе предложить — ты отдашь мне «Вольный ветер», и катись на все четыре стороны.

— Зачем? — воскликнул Найдер, подавшись вперёд. — Тебе ведь не земля нужна! Это мой дом, и я буду бороться за него до последнего, ясно?

— Земля, она самая, — весь вид так и выдавал, что ответ крылся в другом.

Найдер почувствовал к Орманду презрение. Он не мог сохранить банду — в ней замышляли заговор против него, его не уважали и оставались только в надежде на скорый куш. Он не удержал женщину, которую любил, и пусть она потом стала его женой, но и это было не по-настоящему. Льянал всё знал и просто пытался придать своей жалкой жизни смысл, сражаясь с мальчишкой за клочок земли в Цае.

— Я не потерплю, чтобы в моём районе было хоть что-то ошавское.

— Но ты делишь постель с той, которая жила с оша.

Найдер знал, что за такие слова отец дал бы ему по губам. Тот, в общем-то, не поднимал на сына руку, но грубость в отношении других людей не терпел. Он учил принимать их любыми. Отец даже про Орманда ни разу не сказал злого слова. Он молча вёл борьбу с ним и держался за стены таверны также крепко, как прежде держался за своё племя.

Оша помнил самого себя в детстве: хромого мальчишку, который не хотел лишний раз выходить на улицу, чтобы не слышать новых насмешек, и бродил за отцом хвостом, жадно ловя его слова. Он чувствовал, что сейчас с каждым предложением — и даже ещё раньше, каждый день с каждым новым поступком, — всё больше отдаляется от того, каким учил быть отец, но… Кион не щадил таких. У всех была только одна жизнь, и в ней не оставалось места маленьким и слабым.

— Заткнись! — Орманд едва не рычал. — Ещё одно слово, и я твоей же тростью тебя проткну.

На лице Найдера появилось холодное выражение, и даже привычная злость внутри уселась.

— Но ты сам всегда так говорил про моего отца и про меня.

Просто пора заканчивать эту старую игру. Да, не он её начал, но он закончит. У него сейчас только одно племя и одно дело — другое не имеет смысла.

Льянал поднялся с кресла.

— Ты, грязный оша, я не могу убить тебя, ты прав. Но я заберу «Вольный ветер», и ты и твои дружки сбежите оттуда, не пройдёт и месяца. Это я обещаю. Твой отец умер, как животное, и ты кончишь так же.

Найдер вскочил и с размаху ударил Орманда тростью в висок. Тот откинулся на диване, голова безвольно упала набок, по щеке потекла струйка крови. Оша выпрямился и свысока посмотрел на тело Льянала, снова замахнулся, чтобы ударить его по лицу, ещё раз и ещё, до крови, до мяса, до ошмётков — и опустил руку, делая шаг в сторону.

Это уже не требуется — и нет смысла в жестокости, рвущейся наружу. Дело сделано — то, которое давно пора было закончить. Да, люди Орманда не оставят его теперь: для каждой банды Цая отомстить за главаря — дело чести. Но… Война так война. Он и так воевал с миром всю жизнь.

Рывком открыв дверь, оша встретился взглядами с парочкой, тесно стоящей напротив. Сначала они уставились на него, после — на тело Орманда.

— Он не любил музыку, — сказал Найдер и зашагал по коридору.