27 марта начальник штаба Северо-Западного фронта генерал-лейтенант Гулевич передал приказ коменданту Варшавской крепости: «По повелению Верховного главнокомандующего вам предписывается учредить военно-полевой суд из штаб-офицеров для суждения полковника Мясоедова».

Вечером 31 марта в большом зале Александровской цитадели начался суд. Были вызваны четыре свидетеля. Главный – Колаковский – приглашен не был «за дальностью расстояния».

В обвинительном заключении, как и следовало ожидать, фигурировали не только документально подтвержденные факты преступлений полковника Мясоедова, но и умозаключение старших начальников, стремящихся свалить на споткнувшегося офицера все свои грехи. Несмотря на яростную защиту, неумолимые судьи были единодушны в своем решении: «Виновен!»

Когда приговор был вынесен, Мясоедов кричал о своей невиновности, требовал фактов, уличающих его в шпионаже, слал телеграммы жене и дочери: «Клянусь, что невиновен, умоляй Сухомлиновых спасти, просить государя императора помиловать». Все было тщетно. За «шпиона» заступаться никто не хотел. Судьба Мясоедова была решена еще до суда.

Вынесенный приговор надо было утвердить. На полученную еще в ходе суда телеграмму Бонч-Бруевича: «Для доклада главнокомандующему прошу сообщить положение дела полевом суде», – комендант цитадели послал немедленный ответ: «Мясоедов будет повешен через два часа после вынесения смертного приговора».

3 апреля Ставка выпустила официальное сообщение по этому делу. В нем говорилось, что наблюдение за Мясоедовыми установило его «несомненную виновность». Мясоедов был замечен в связях с агентами «одной из воюющих с нами держав». И на этом основании он был обвинен военно-полевым судом и повешен.

Разоблачение и казнь Мясоедова не могли не отразиться на военном министре. Ставило под подозрение Сухомлинова и вредительское снабжение русской армии, оказавшейся в самом бедственном положении. Наконец, почти открыто поговаривали о том, что военный министр, запутавшись в денежных делах, наживается на поставках и подрядах в армию и окружил себя подозрительными дельцами, едва ли не немецкими тайными агентами.

Глава VIII. Берлин. Март 1915 г.

1

Схватив здоровой правой рукой, сухую левую, Вильгельм, озабоченно промолвил:

– Вот уже больше полугода мы топчемся на месте вместо того, чтобы одним ударом опрокинуть этот франко-британский фронт и наконец-то выйти к Парижу. Но я не могу отдать приказ о наступлении, потому что фон Гинденбург вновь умоляет меня снять с Западного фронта не меньше трех корпусов и Кёнигсбергскую ландверную дивизию для того, чтобы сдержать напор русских. Что делать? Что делать? – в отчаянии воскликнул кайзер. – За спасительный для Германии совет, я готов продать свою душу дьяволу!

«Император, как всегда, в своем амплуа и вновь на грани истерики, – неприязненно подумал Николаи. – Но теперь самое время предложить ему тот единственный и реальный выход из сложившейся на фронтах и в стране ситуации».

– Ваше Величество, – обратился к императору Николаи, – если позволите, я доложу вам свои размышления по этому поводу.

Вильгельм с искренней надеждой взглянул на своего обер-шпиона.

– Я готов выслушать любые, даже самые нелицеприятные ваши советы и рекомендации! – обрадованно воскликнул он. – Только бы поскорее разделаться с этими несговорчивыми франками.

– Надо попытаться заключить мир с Россией! – рубанул с плеча подполковник, чем поверг императора Вильгельма в кратковременное замешательство. От этих неожиданных слов Вильгельм сначала побледнел, затем побурел.

– В-вы, ч-что мне предлагаете? – заикаясь, промолвил он. – Да я вас за такие слова…

– Ваше Величество, вы же сами хотели услышать от меня даже самые невероятные рекомендации, – спокойным, умиротворенным голосом промолвил Николаи. Эти слова и особенно решительный вид подполковника заставили императора призадуматься.

– А может быть, вы и правы… – после недолгого размышления промолвил он. – Что мы от этого теряем? Да ничего! А вот что приобретаем?…

– При положительном решении вопроса и замирения с русскими, мы можем в течение недели перебросить все свои силы с Восточного фронта на Западный, и тогда наша мощнейшая группировка сметет с лица земли всех этих лягушатников вместе со всеми британскими экспедиционными силами, – несколькими жирными штрихами нарисовал довольно радужную картину шеф германской разведки…

– А если Николай не согласится с нашим предложением? – спросил Вильгельм.

– Сами по себе сепаратные переговоры между Берлином и Петербургом станут достаточно веской причиной для того, чтобы надолго поссорить союзников. Это, в свою очередь, намного ограничит их военную и финансовую помощь России. А без постоянных кредитов российская императорская армия не продержится и года.

– Значит, в любом случае мы будем в выигрыше! – радостно воскликнул кайзер и возбужденно выскочил из кресла.

Нервной походкой он прошел к окну и, открыв форточку, вдохнул в себя свежий весенний воздух. Возвратившись к камину, Вильгельм торжественно провозгласил:

– Я всегда знал, что у меня есть преданный и умный друг, который даже в самой сложной ситуации всегда готов дать своему императору дельный совет! Я жалую вас почетным званием моего Первого Советника!

– Яволь, Ваше Величество! – воскликнул Николаи, явно польщенный этим высоким и почетным званием.

– Но где же мы найдем надежного и достойного посредника, чтобы связаться с русскими, чтобы ни одна живая душа об этом не узнала? – деловым тоном спросил император.

– Я уже подумал об этом. В настоящее время на территории Срединных империй, в своих поместьях, проживает немало российских вельмож, застигнутых войной. По-моему, это должен быть достаточно ловкий человек высшего общества, которого хорошо знают при дворе и к которому отнесутся с доверием и император, и особенно императрица, которая, насколько я знаю, имеет огромное влияние на своего супруга…

– Такому человеку я бы дал самые высокие полномочия, – включился в разговор Вильгельм, – однако, не зная реакции царя на наше предложение, было бы неосторожным вмешивать в это дело мое имя. По дипломатическим соображениям, не следует ссылаться также и на высоких официальных лиц – канцлера фон Бетмана или министра иностранных дел фон Ягова…

– Яволь, Ваше Величество, – склонил понятливо голову Николаи. – Если позволите, то детали этой операции я додумаю самостоятельно. Эти мелочи не должны отрывать вас от важных государственных дел.

– Хорошо! – согласился император. – Но мне интересно знать, кто же будет тем голубком, который принесет русскому царю наш символ мира?

– В огромном списке русских, которые были задержаны или сами задержались с началом войны на территории Срединных империй, я отыскал великосветскую голубку, которая и принесет в своем клюве так необходимую нам оливковую ветвь мира.

– И кто же это? – нетерпеливо спросил Вильгельм.

– Это фрейлина русской царицы княжна Мария Васильчикова. Начало войны застало ее в принадлежащем ей имении «Кляйн Вартенштайн» недалеко от Вены.

– Фройляйн Васильчикова была представлена мне российской императрицей во время Кильской регаты года два назад, – сразу же вспомнил кайзер высокую, сильную, полнотелую женщину, поразившею его не столько своей поблекшей красотой, сколько ослепительно сверкающими бриллиантами. Он