Он слышал проклятия, вопли, крики агонии, неповиновения и безумия, раздававшиеся вокруг. Это был внутренний круг ада на палубе того торговца, и он был несчастным проклятым человеком, который должен был умереть на этом месте. Он всего лишь откладывал эту судьбу еще на несколько секунд, он знал это, и решил забрать с собой некоторых ублюдков.

Затем на борту корабля воцарилась странная тишина, и Бикерстафф понял, что его захватили, что все его товарищи—защитники мертвы или, как и он сам, скоро пожалеют об этом. Он понял это, даже когда отвел тесак последнего из нападавших, ударившийся острием о палубу, и вонзил кинжал ему в живот. Он смотрел, как человек падает, истекая кровью и хватаясь за рану. Он стоял там, слишком измученный, чтобы думать рационально, тупо наблюдая, как человек падает.

Затем внезапно его сабля была выбита из его руки, когда другое лезвие полоснуло вниз, встретившись с его оружием возле рукояти. Она с грохотом упала на палубу к его ногам.

Он обернулся, держа в правой руке кинжал, прилипший к ладони засохшей кровью, и прислонился к фальшборту, тяжело дыша. Пираты, стоявшие вокруг него, отошли в сторону. В трех футах от него стоял человек, выбивший саблю из его руки.

— Никогда не теряй бдительности, когда смотришь на свою работу, — сказал пират.

Бикерстафф смотрел на него, как уставшая от погони лиса смотрит на приближающихся охотников. Молодой, приблизительно лет двадцати, высокий и худощавый. В правой руке он держал большую и окровавленную саблю. На длинной ленте у него на шее висела пара пистолетов. На нем был потертый синий суконный камзол и шерстяная рубашка, парусиновые неряшливые брюки и потрепанные ботинки.

Казалось, он смотрел на Бикерстаффа с некоторым любопытством, затем посмотрел на пятерых мужчин, мертвых или умирающих, у его ног.

— Это твоя работа? — спросил он, указывая саблей на мертвецов. Казалось, его нисколько не заботила судьба его товарищей по кораблю, истекающих кровью на палубе.

— Да, моя. Я сделал это потому, что у меня не было выбора.

— Ты неплохо работаешь саблей, не так ли?

— Фехтование - занятие джентльменское.

При этих словах пират улыбнулся и посмотрел Бикерстаффу прямо в глаза, его умные, озадаченные карие глаза встретились с бледно-голубыми глазами Бикерстаффа. — А ты считаешь себя джентльменом?

— Я учу джентльменов.

— И что, черт возьми, ты имеешь в виду?

— Я преподаватель. Я направлялся в колонии, чтобы служить инструктором для детей джентльмена, который плывет со своей семьей на борту этого корабля.

— Уже приплыл, — поправил пират. — Он умер. Он лежит вон там, как куча дерьма, которым он и был. Как и все эти господа. Трусливые ублюдки. Ты единственный, кто нормально сражался, если это можно назвать сражением. Мы потеряли восемь наших людей, и пятерых из них убил ты.

— Ты не кажешься очень расстроенным из-за смерти своих товарищей, — сказал Бикерстафф. Это был какой-то нереальный кошмар, стоять там, окруженный смертью, ожидая свою смерть, и вести этот разговор с разбойником-убийцей.

Мужчина пожал плечами: — У них была короткая жизнь, но веселая. А теперь пошли, учитель, скрестишь со мной саблю. Он указал острием своей сабли на Бикерстаффа, чтобы он поднял свое оружие с палубы. — Давай посмотрим, кто из нас лучший фехтовальщик.

Бикерстафф наклонился и поднял свою саблю, не сводя глаз с пирата. Затем пират жестом пригласил Бикерстаффа перейти на свободную часть палубы.

— Ты хочешь пофехтовать со мной?

— Нет, я хочу с тобой сразиться. Мы оба будем драться по-настоящему.

— Ты капитан этой банды злодеев?

— Нет, я квартирмейстер. А теперь пошли.

— Я буду драться с тобой при условии, что дети на борту этого корабля не пострадают.

Тут мужчина громко рассмеялся: — Ты не будешь предъявлять никаких требований, учитель. Если ты будешь драться и проиграешь, ты получишь лучшую смерть, чем другие.

— А если я выиграю?

— Тебе будет не хуже, чем сейчас, и ты получишь удовольствие от того, что заберешь с собой еще одного из нас с собой в ад. При этом он поднял саблю и рубанул Бикерстаффа так быстро, что тот едва успел увернуться. Он сделал выпад, и квартирмейстер отпрыгнул назад, держась всего в нескольких дюймах от клинка Бикерстаффа,  и улыбался.

Они встретились лицом к лицу, Бикерстафф держал свое оружие в предписанной манере джентльмена, сражающегося на дуэли, а пират сжимал свою огромную саблю двумя руками, как дикий варвар. Пират атаковал, рубя то справа, то слева, отбрасывая Бикерстаффа назад свирепым натиском, и Бикерстафф работал саблей и кинжалом, чтобы удержать его.

Он не придерживался ни формы, ни стиля, но он был невероятно силен и ловок, и это придавало ему скорость, а его рефлексы были безупречны. Бикерстафф никогда прежде не видел такого прирожденного фехтовальщика. Он никогда бы не поверил, что такой плохо обученный человек, как этот, может и отразить его натиск, и организовать собственную грозную атаку.

Это была чистая врожденная способность, которая спасла пирату жизнь, спасла его от точных, хорошо отработанных атак Бикерстаффа, когда нападение и защита менялись местами, двое мужчин двигались вверх и вниз по липке от крови палубе.

Наконец пират отступил назад, держа саблю с боку. Бикерстафф сделал выпад, но увидел, что мужчина не защищается, поэтому тоже остановился.

— Ты должен был убить меня, учитель, — сказал мужчина с ухмылкой. — Ты чертовски хороший фехтовальщик со всеми своими причудливыми движениями, но ты не знаешь, что такое настоящее убийство.

— Я многое знаю о чести.

— Я думаю, так оно и есть, — сказал мужчина.  Он снял шляпу и низко поклонился в насмешливом жесте. — Меня зовут Малахий Барретт, и ты, возможно, мне понадобишься. Пошли со мной.

Барретт провел Бикерстаффа через палубу торгового судна на пиратский корабль. Никто из пиратов Баррету ничего не сказал, никто из них даже этого не заметил, потому что они начали разрывать торговое судно на части и развлекаться с его людьми. Это были вандалы, разоряющие Рим, и они не думали ни о чем, кроме своих порочных удовольствий. Бикерстафф все еще следовал за ним в том же состоянии полусна и даже не спросил, куда они направляются.

Баррет повел его вниз, на палубу пиратского судна, а затем в трюм. Условия на борту торгового судна казались Бикерстаффу отвратительными, но он казался дворцом по сравнению с темными,