В 1935 г., через год после своего вступления в должность, мэр Нью-Йорка Фьорелло ла Гуардия (1882–1947) начал очередную акцию по подавлению шума, в первую очередь ночного. Один из номеров поддержавшей его New York Times вышел под заголовком «Город кричит, требуя тишины». В офис мэра поступило более 20 000 писем взволнованных горожан. Развязанная ла Гуардией «война с шумом» (War on Noise) привлекла внимание во всем мире и завоевала симпатии множества людей. Бренчание фортепьяно и болтовня попугаев, а также, разумеется, звуки стройплощадок, клаксонов, эстакадного и грузового транспорта, граммофонов и радиоприемников были предметами практически всеобщей ненависти[342]. Мэр произносил по радио пламенные речи против шума. Детям, которые катались на роликах, он пообещал новые игровые площадки – и сдержал свое слово.

В апреле 1936 г. в Нью-Йорке был принят первый в его истории закон о борьбе с шумом, Anti-Noise Bill. Этим документом городской совет воспрещал множество шумных занятий. Нельзя было гудеть в клаксон слишком долго и без необходимости, громко включать радио и граммофон, а также играть на музыкальных инструментах с 23:00 до 7:00. Возле больниц, домов престарелых и прочих медицинских учреждений транспорт мог ехать только медленно и тихо. Демонтаж глушителя наказывался штрафом, а кроме того, власти запрещали проводить работы на строительстве многоэтажных домов ночью и по воскресеньям. Торговцам вразнос нельзя было использовать барабаны и какие-либо другие музыкальные инструменты. Транспорт с громкоговорителем мог делать рекламные объявления лишь со специального разрешения администрации[343]. Нарушения карались штрафами на сумму от одного до десяти долларов – и чиновникам действительно удалось добиться выполнения своих предписаний.

До победы над шумом Нью-Йорку было еще далеко, но первый шаг был сделан.

Стальные грозы. Катастрофы мировых войн

Мировые войны XX в. несли разрушение, страдание и смерть в невиданных доселе масштабах. В эти годы миллионы людей оказались в окружении совершенно новых и незнакомых звуков. Впрочем, это акустическое мучение длилось не постоянно. Война Новейшего времени могла звучать по-разному: апокалиптический ураганный огонь с градом снарядов сменяла неспокойная, леденящая кровь тишина, грозившая новыми бедами. Оборонная промышленность производила невероятно мощные орудия разрушения; а в какое-то время на обширных территориях оккупированной Германией Европы устанавливался непривычный, мертвенный покой, который обеспечивали светомаскировка и аппарат подавления. При национал-социалистах, в 1939–1945 гг., амбивалентность военной акустики была выражена особенно ярко: с одной стороны, грохот разрушения, с другой – эта давящая тишина.

Ожесточенные позиционные сражения (окопная война) стали одним из отличительных признаков Первой мировой наряду с масштабным применением техники. Тяжелые пушки Круппа, пулеметы, первые танки и боевые самолеты определяли акустическую картину войны нового типа. После 1914 г. на полях сражений появились настоящие гиганты, такие как знаменитая мортира «Большая Берта» или железнодорожные артиллерийские орудия с длиной стволов более 30 м. Для обслуживания последних требовались команды численностью около 5000 человек, а звук их выстрела был слышен за несколько километров. Эти огромные орудия разрабатывались в Германии, России, Франции и США. Немецкоязычные газеты описывали сами пушки и их огневую мощь, не забывая рассказать и о вооружении своих французских противников. На их страницах можно было увидеть железнодорожное артиллерийское орудие типа Schneider-Creusot, стоящее близ Вердена. Рядом с этой крупнокалиберной пушкой, на соседнем вагоне, находилась наблюдательная вышка, которую можно было выдвинуть на высоту 15 м. «Разумеется, эти орудия передвигаются очень быстро, и противнику нелегко будет с ними справиться»[344], – сообщает газета.

Особенная акустическая картина сложилась на французских полях сражений. В ней доминировали звуки ураганного огня: постоянный обстрел из гранатометов, безостановочный треск пулеметов, свист пуль, крики и стоны раненых и умирающих. Книга Эрнста Юнгера (1895–1998) «В стальных грозах» позволяет воочию представить ужасы и звуки Первой мировой. Писатель запечатлел в ней тревожные и страшные акустические будни в окопах. «Легкие и тяжелые снаряды, бутылки с зажигательной смесью, шрапнель, трещотки, гранаты всех сортов – я уже не соображал, что это там жужжало, бухало и грохотало»[104][345]. Гром сражения приобрел неслыханную силу и обрушивался на солдат в основном сверху. Над головами Юнгера и миллионов других солдат разрывались снаряды, выпущенные из мортир, пушек и гранатометов. «Временами уши совершенно глохли средь общего, сопровождаемого огнем адского грохота. Беспрерывное пронзительное шипение рождало ощущение, будто сотни тяжелых снарядов несутся друг за другом с невероятной скоростью. Затем с коротким тяжелым толчком упал неразорвавшийся снаряд, так что земля вокруг затряслась. Шрапнель рвалась дюжинами, нежно, как хлопушка, выпуская свои пули плотным облаком, а отработанные оболочки с шипением валились следом за ними. Если рядом ударял снаряд, сверху на меня сыпался всякий мусор, а осколки со свистом впивались в землю»[346].

Альфред Дёблин, дипломированный врач, в 1914 г. пошел на фронт добровольцем. В 1916 г. он служил в лазарете города Саргемин (нем. Сааргемюнд) на территории французского Саара. Оттуда он писал 29 марта 1916 г. своему другу, берлинскому писателю Герварту Вальдену: «В каком-то смысле мы тоже участвовали в верденских боях – мы слышали все, что там происходит. Сориентируйся по карте, на каком расстоянии от Вердена мы находимся; канонада продолжается днем и ночью, и такая сильная, что у нас здесь стекла дрожат и мы различаем на слух ураганный огонь, все позиции, взрывы; вечный гул, рокот, барабанная дробь с запада»[347]. Новое звучание войны нашло свое отражение и в сводках британского военного корреспондента Филипа Гиббса (1877–1962), который был одним из пяти официальных репортеров Англии на Западном фронте. «Шум угнетал еще сильнее, чем сознание близкой смерти. Сотрясение мозга такое сильное, что мой череп буквально раскалывается от боли, как от удара кувалдой; воздействие звуковых волн сказывается еще долго – я весь дрожу»[348].

Для многих участников войны упомянутая «смерть с небес» стала одним из самых травмирующих переживаний. В 1915 г. воинское подразделение, занимавшее позицию в горах близ итальянского города Тренто, попало под обстрел флешеттами – заостренными металлическими стержнями длиной около 15 см. Они дождем сыпались на солдат с летящего самолета. Флешетты могли пробить шлем, и если они попадали в цель – то поражали обычно насмерть. Одним из солдат этого подразделения был писатель Роберт Музиль (1880–1942). «Звук был простой, тонкий, напевный, высокий – так звенит краешек стакана, когда по нему стучат; но было в нем что-то нереальное; такого ты еще не слышал, сказал я себе. И этот звук был направлен на меня»[105][349].

Разрушительное воздействие имели не только снаряды, но и сам шум. Потеря слуха, тиннитус, разрыв барабанных перепонок, дезориентация, головокружения – такими могли быть