и наши пальцы соприкасаются. Мы пьем, глядя друг на друга. Я бессознательно слизываю каплю с губ, и его взгляд скользит по моим губам. Я даже не знаю, действительно ли видела это или приняла желаемое за действительное.

Огни автомобиля приближаются к окну, и Лукас встает и произносит тоном, который я не могу расшифровать:

– О, как быстро.

Я поднимаюсь, повторяя про себя: «нет, нет, нет, нет». Огни удаляются, и Лукас говорит:

– Ложная тревога.

Я стою совсем рядом, глядя вверх, на него, а он смотрит на меня. Мир затаил дыхание, и я знаю: сейчас или никогда.

– Лукас?

– Да? – спрашивает он.

– Я чувствую, что немного опьянела. Мне нужно ехать. Но…

– Что?

– Я не хочу.

Он протягивает руку и отводит от моего лица выбившуюся прядь, и я думаю: это знак, куда уж яснее.

Не до конца сознавая, что я делаю, я обвиваю руками шею Лукаса и целую его.

37

Я не уверена, ответит ли он на поцелуй. Опьянение делает секунды ожидания менее ужасными. Танцевать можно и одной, но целоваться – вряд ли.

В тот момент, когда мне уже кажется, что это не произойдет, Лукас вдруг отвечает на мой поцелуй, причем не менее страстно. Его рука у меня на затылке, пальцы зарылись в мои волосы.

Потрясающий поцелуй. Я думала, мои воспоминания о том времени, когда мы были тинейджерами, окрашены в розовый цвет. Но они выцвели, как старая фотография. Все, что он тогда со мной делал, по-прежнему со мной. Мое тело помнит его и загорается в ответ, ток узнавания и страсти пробегает по всему телу. За годы, прошедшие с тех пор, у меня было множество поцелуев, но они были бледной тенью того, что сейчас происходит.

Я сказала себе: ты мифологизируешь свою первую любовь. Это фокусы ностальгии. Но нет, о господи, это не так.

Нужно дать ему знать, как отчаянно я хочу его. Поскольку мне не хватает смелости сказать ему об этом, я вкладываю все силы в другой способ общения.

Я не только делаю поцелуй затяжным и непристойным, но и запускаю руки под его майку, недвусмысленно давая понять: это не предложение «давай по-быстрому потискаемся в конце вечера», а просьба «возьми меня в постель».

Рука Лукаса забирается под мой топ, и я беру ее и передвигаю к груди. Эйфория этого момента захватывает меня. Он осторожно оттягивает кружево моего бюстгальтера – и вот уже кончики его пальцев касаются моего соска. Мы каким-то чудом вернулись на двенадцать лет назад, в Ботанический сад. Только на этот раз нам не нужно уходить домой врозь, томясь от неутоленного желания.

Когда я начинаю возиться с его ширинкой, он хватает меня за руку и говорит:

– Перестань.

Я чуть отступаю от него, восстанавливая дыхание.

– Что?

– Мы не должны.

Я смотрю на окна. Полагаю, он прав: шторы не очень плотные, и здесь достаточно света, чтобы нас увидели.

– Хорошо. Пойдем наверх?

Моя одежда измята, лицо горит.

– Нет. Я имею в виду, что лучше не делать этого.

Я не понимаю. Он отступает на шаг назад, и кажется, что теперь нас разделяет миллион миль.

– Что… что? Я что-то сделала не так?

Он смотрит на меня исподлобья и хрипло произносит:

– Вряд ли.

Сейчас я в том состоянии, которое моя мама сочла бы неподобающим для леди. Я собираюсь снова поцеловать его, но он останавливает меня, крепко взяв за плечи.

– Серьезно, Джина. Мы оба опьянели и делаем глупости.

Джина?

– Я знаю, – говорю я. – Проблема в этом?

– Ха. – Он качает головой и отвечает: – Может быть, не для тебя.

Эй? У него проблемы с этим самым?

– Что ты имеешь в виду?

– Сейчас нам может быть хорошо, но завтра придется вставать и работать вместе.

– Мне все равно, – решительно заявляю я.

– А мне не все равно. Твое такси может прибыть в любую секунду. Ты взяла свое пальто?

Я думала, он шутит. Или хочет, чтобы я добивалась его. Но теперь я знаю, что это не блеф, и совершенно сбита с толку.

– Так в чем же проблема?

– Я не хочу заводить романы с теми, с кем работаю, – тихо отвечает он. – Не хочу осложнений.

– О господи! – восклицаю я, сильно задетая. В целом мире не существует такой работы, которой я не пожертвовала бы ради одной ночи с Лукасом Маккарти.

– Что? – спокойно произносит Лукас, который уже овладел собой. – Что тут такого?

Я так оскорблена, что слова неудержимым потоком извергаются из моих уст.

– «Я не хочу заводить романы с теми, с кем работаю»! Но это же явная ложь! Все знакомятся на работе. Просто скажи, что я недостаточно тебе нравлюсь, и все будет в порядке.

Конечно, ничего не будет в порядке, это было бы ужасно. Но я не верю, что тот, кто целует меня так, что кажется, будто у меня тают кости, сам ничего не чувствует.

– Не в этом дело.

– Зачем было целовать меня?

– Это ты меня поцеловала.

У меня отвисает челюсть.

– О, прости, я думала… В этом участвуют двое, не так ли? Или я просто ласкала саму себя?

– Джорджина, – говорит Лукас с расстроенным видом. – Ты потрясающая. Ты изумительная. Никто бы не смог легко от тебя отказаться. Но ты работаешь у меня. Поэтому нет. Я не могу.

Когда я слышу комплименты в качестве утешительного приза, то сразу узнаю их. Он отвергает меня без всякой реальной проблемы.

– Честное слово, Лукас, выплевывать меня, как кусочек кошачьего корма, попавшийся в твоем чили, – это одно, а приводить причины – это другое. Ты можешь сказать правду. Я взрослая девочка. Эта вежливая отставка еще хуже.

Лукас явно задет, у него взволнованный вид.

– Но это же вздор, не так ли? Выкладывать правду неразумно. Она грязная, и лучше оставить ее в покое. Тебе ли не знать.

Он имеет в виду моего папу? Или?..

Его слова падают в пространство, разделяющее нас. Мы молчим и тяжело дышим.

– Итак, – выдавливаю я. – Значит, ты признаешь, что на самом деле тебя беспокоит не то, что мы работаем вместе, а что-то другое?

– Да, – отвечает он, колеблясь. Он явно сожалеет о том, что у него вырвалось. Я подначила его, и он не подумал на шаг вперед. А теперь поезд ушел.

Чувствуя себя униженной, я блефую, притворяясь уверенной. Я раздавлена и напугана. Но я зашла слишком далеко, чтобы отступать.

– Ты не слышал, что я сказала Китти? Насчет… любви? Могу пояснить. Я не стремлюсь к обручальному кольцу.

Он хмурится:

– Нет.

– Так в