Казалось невероятным, что еще месяц назад город жил совсем другой, мирной беззаботной жизнью. В том мире навсегда остались иностранные дипломаты, дружеские вечера в посольствах, светская дипломатическая хроника в газетах и дух либерализма. Впереди было нечто ужасное, названное в последствии страшным словосочетанием «красный террор».

— Город переполнен бывшими чиновниками, купцами, священниками. Много бывших офицеров. Распускаются самые невероятные слухи. Существует несколько контрреволюционных организаций, связанных с посольствами, эти люди только ждут приближения интервентов и в любой момент готовы поднять восстание. Склад оружия, по нашим данным, хранится в тайнике в Спасо-Прилуцком монастыре, — докладывал Кедрову представитель ЦК РКП(б) и ВЦИК по борьбе с контрреволюцией Иванов. Он прибыл в Вологду с мандатом председателя ВЦИК товарища Свердлова в помощь еще Советской ревизии и теперь содействовал руководству Завесы.

— У вас имеются списки?

— Пока нет, но мы работаем в этом направлении. Если бы не позиция местных властей, препятствующих аресту всех поголовно бывших офицеров, дело пошло бы значительно быстрее.

— Склад с оружием в монастыре — это серьезное обвинение!

— Предлагаю сегодня же ночью осуществить обыск.

— Только никакой информации местной чрезвычайке, судя по всему, там есть уши и противник сразу же будет в курсе наших мероприятий. Операцию будем проводить силами батальона Завесы.

Той же ночью к воротам Спасо-Прилуцкого монастыря, находящегося в трех верстах от города, подошла воинская часть.

— Открывай! — крикнул привратнику командир, — По приказу наркома Кедрова надлежит произвести обыск. Вот мандат.

Привратник от страха потерял голос и покорно отворил ворота. Солдаты зашли в монастырь.

— Первый взвод, осматривать кельи братского корпуса! Второй — хозяйственные постройки и стены! Третий в собор. Выполнять!

Солдаты разбежались по монастырю. Они выламывали двери, крушили монастырское имущество. Не обошлось и без мародерства. На паперти взломали мирскую кружку для пожертвований, извлекли оттуда шестьсот сорок семь рублей денег и, не оставив расписки, унесли с собой.

В Спасском соборе солдаты надругались над православными святынями. Гранатой взорвали запертые двери в алтарь, повредили дарохранительницу, стащили с престола ковчег и бросили его на пол.

— Что вы делаете, слуги Антихриста?! — пытался возмущаться архимандрит монастыря Неофит.

Его оттолкнули и ударили прикладом. Солдаты, не снимая шапок, прошли в алтарь.

— Где оружие, говори, контра, иначе сейчас кончим!

— Бесы, бесы вселились! Опомнитесь! Перед ликами святыми встаньте на колени и обнажите головы!

— Закрой рот, гнида поповская, немало вы кровушки народной попили, немало дурману напустили, теперь настала пора расплаты. Где оружие, говори, гад!

— Одумайтесь!

— Обыскать!

Солдаты перевернули всё что могли, оружия не было.

— Закуривай, братцы!

В соборе задымились цигарки. Окурки кидали тут же на пол. Смачно плевали по сторонам, не страшась божьих ликов. В углу на полу, закрыв в ужасе голову, сидел архимандрит. Между пальцев у него текла кровь, удар приклада повредил настоятелю лицо.

Нечто подобное творилось и в других помещениях монастыря. Солдаты обшарили всё, что могли, оружия не было.

— Выходи строиться!

Утром о происшествии стало известно всей округе. Толпы крестьян собрались около монастыря и требовали наказать виновных в святотатстве. Их удалось успокоить только председателю губисполкома Михаилу Ветошкину, Он имел репутацию умеренного большевика. Но только такой человек мог уговорить разойтись рассерженных крестьян.

В тот же день в штабе Завесы, расположившемся в помещении вологодского вокзала, раздался телефонный звонок.

— Товарища Кедрова. У аппарата Ветошкин. Здравствуйте, Михаил Сергеевич!

— И Вам того же, Михаил Кузьмич! Чем обязан?

— Я насчет ночного обыска в монастыре.

— А что такое?

— Люди недовольны. Крестьяне окрестных деревень возмущены кощунственным поведением солдат Завесы, они требуют наказать виновных.

— Разберемся, товарищ Иванов уже подготовил рапорт. Нарушений не обнаружено, все в рамках революционного правопорядка.

— И похищение кружки с пожертвованиями, взрыв гранаты в соборе и порча имущества? Это тоже в рамках правопорядка?

— Это не Ваше дело, товарищ, мы сами разберемся, и нечего жалеть контрреволюционных попов, их судьба предрешена. Советской власти монастыри не нужны, или Вы думаете по-другому?

— Я считаю, в этом деле перегибы не уместны. И как председатель губисполкома, я категорически возражаю против таких методов ведения работы, как псевдореволюционных и провокаторских.

— Я не подчиняюсь вашему губисполкому, я прислан сюда лично товарищем Лениным и только перед ним буду держать ответ!

— Уберите хотя бы Иванова, его ненавидит уже весь город.

— Настоящего революционера и должна ненавидеть мелкобуржуазная масса населения. Мне не нравятся Ваши мысли, товарищ председатель Губисполкома. В условиях военного положения я как руководитель Завесы могу за такие действия арестовать. Имейте это ввиду.

Кедров повесил трубку. Отношения с вологодской властью у него явно не складывались.

20 августа Вологодский губисполком принял постановление, осуждающее такого рода акции, товарищу Иванову было поставлено на вид.

Кедров упивался властью, наступило его время. В условиях военного положения в прифронтовых городах Севера он мог творить всё, что хотел. Население городов и уездов, хорошо знавшее фамилию командира Завесы, не догадывалось, что революционный порядок наводит ни какой-нибудь малограмотный балтийский матрос, репрессии проходят по приказу высокообразованного человека, имевшего самую гуманную профессию — врача. Кедров тонко чувствовал человеческую слабость, ему, виртуозному музыканту, теперь приходилось играть на струнах и клавишах израненных бесконечными потрясениями человеческих душ. Для ломки одних достаточно было ареста, других приходилось допрашивать с пристрастием, применять методы истязания. А как же иначе, боль вытерпит не каждый, главное — добиться признательных показаний и получить имена сообщников.

В этом колесе арестов и скорых приговоров не было места жалости. Ленин не раз говорил: «Диктатура есть железная власть, революционно-смелая и быстрая, беспощадная в подавлении как эксплуататоров, так и хулиганов; а наша власть — непомерно мягкая, сплошь и рядом больше похожая на кисель, чем на железо… Никакой пощады этим врагам народа, врагам социализма, врагам трудящихся. Война не на жизнь, а на смерть богатым и их прихлебателям. Богатые и жулики — это две стороны одной медали, это два главные разряда паразитов, вскормленных капитализмом, это главные враги социализма, с ними надо расправляться беспощадно. Всякая слабость, всякие колебания, всякое сентиментальничанье в этом отношении было бы величайшим преступлением перед социализмом».