— Подумаю, — сказал он, так и не приняв однозначного решения. — Впрочем, ежели ваш Григорий с ним общаться станет, тому препятствий не вижу. Велю, чтоб парня к сыну моему допускали. Как устроить их знакомство — придумаете.

Сам при этом так поглядел на молодую супругу, что Дарья порозовела от смущения, а все присутствующие всё прекрасно поняли: он явно рассчитывает в скором времени обзавестись другим наследником.

— Всё на сей день? — спросил он.

— Есть один вопрос, который стоит решить, не откладывая, — ответил Евгений. — Дитрих Кауфман просится в нашу роту.

— С чего это?

— Он знает о нас. Догадался чуть ли не в первый же день.

— Не многовато ли будет офицеров на полуроту?

— Специфика: мы строем на строй не ходим. Штатная численность взвода у нас никогда не была больше двадцати человек, а у снайперов редко до двенадцати доходила. Но офицер нужен при каждом подразделении. Потому — да, Дитрих лишним не будет. Станет командовать новенькими, он с ними скорее общий язык найдёт, чем мы.

— В лейб-гвардию он сможет перейти из полка токмо с понижением в чинах.

— Сказал — согласен хоть рядовым.

— Быть по сему, — Пётр хлопнул ладонью по столу. — Станет у вас четвёртым сержантом, коли так.

— Теперь у нас всё, — сказал Евгений. — Какие будут приказания?

— Особых не будет. Всё как ранее уговорено.

— Тогда я пошла Карла сторожить, моё дежурство, — поморщилась Катя. — Как он меня достал…

— Сама его в плен брала, теперь страдай, — поддел её Пётр Алексеич.

— Да уж, ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным. Куда я денусь.

Интермедия

— …Не особенно много у вас тех, кто гишторию любит так, как ты. Верно ведь?

— Ты прав. Многие считают, что это им в жизни не пригодится.

— А ты с чего взялась её изучать?

— Вот за это я точно должна тебя благодарить, — сказала Катя. — Вернее, город, который ты построил. Я совсем малявкой была, когда родители повезли нас туда, походить по музеям, посмотреть на живую историю. Мне было десять лет. Росла, как все. Училась плохо, дралась с мальчишками — Даша не даст соврать. А когда побывала в твоём городе, походила по улицам, посмотрела на дома… Там этот пласт истории можно было буквально руками пощупать. Вот тогда меня до костей пробрало, до самого донышка — что живу на земле, где есть такая красота, и ничего о ней не знаю… Знакомое тебе чувство, верно?

— Души наизнанку выворачивать тоже тогда научилась? — хмыкнул Пётр.

— Нет, позже. Но тогда я вернулась домой совершенно другим человеком.

— Взялась за ум, засела за книги, это правда. Хотя с мальчишками драться не перестала, — с улыбкой напомнила Дарья. — А город действительно один из красивейших в мире.

— И где же я его …построил? — последовал вопрос — как обычно, с обычной петровской подковырочкой.

— Не скажу, — в тон ему ответила Катя, скрестив руки на груди. — Сам поймёшь, когда увидишь. Я могу составить описание места, запечатать и отдать тебе, хоть сейчас. Но с одним условием: вскроешь пакет, когда однозначно решишь, что городу быть именно в том месте. Идёт?

— Идёт.

Глава 11

Операция «Немыслимое»

1

Лето здесь всегда холодное. Красота, конечно, хорошая вещь, но природа скудная. По большому счёту глазу зацепиться особо не за что. Дорога, мрачноватого вида лесочки, непрезентабельные поля, на которых горбатились местные крестьяне, поселения разной степени достатка, но одинаково серенькие, невзрачные. По большому счёту Ингрия, или Ингерманландия, как её называли, сама по себе была бедным краем. Шведы в своё время прихватили её только для того, чтобы контролировать торговые пути, оттеснив ослабевшую в Смуте соседнюю державу от балтийского побережья. Девяносто лет спустя Ингрия возвращалась в состав России — уже не той, смутной и бунташной. Это было самое начало петровской России: ещё не империи, но уже не заштатного царства на окраине Европы. Эта новая страна, словно корабль, уже снаряженный в плавание, но ещё не распустивший паруса, нуждалась именно в выходе к побережью.

Нарва и Рига — готовые порты. Городишко Ниеншанц рядом с одноимённой крепостью[38] пока мог работать только в качестве перевалочной базы для небольших грузов, а Нотебург защищал вход в Неву со стороны Ладожского озера, чей северный берег пока оставался под контролем шведов. Потому маршрут государя был составлен так, чтобы эти две крепости посетить уже на обратном пути, без Карла и сопровождавших его шведских соглядатаев с дипломатическим статусом. А вот Нарву и Ригу собирались проехать с помпой, фанфарами и торжественными мероприятиями, приличествующими визиту сразу двух монархов.

…Конец июня 1701 года с погодой подкачал. После того, как кортеж выступил из Новгорода, зарядили моросящие холодные дожди. Даша — или, как теперь величали местные, ея царское величество государыня Дарья Васильевна — куталась в меховую накидку, а карета была снабжена маленькой печкой. Работа над учебными пособиями по медицине для «аптекарского класса» Сухаревой башни продолжалась у неё перманентно, без перерывов на обед и выходные. Всего полчаса назад она завершила раздел, посвящённый особенностям колото-резаных ранений, полученных на поле сражения, и закрыла походный письменный прибор. К написанию раздела об огнестрельных ранениях и специфике их лечения нужно было подходить так же ответственно, потому стоило немного обдумать его содержание… Непогода загнала в карету даже неугомонного супруга, который часто пользовался случаем, чтобы объехать верхом и осмотреть окрестности. Как только это стало невозможным по не зависящим от него причинам, Пётр Алексеич устроился в карете со всеми доступными по нынешним временам удобствами и по своему обыкновению взялся за перо и чернильницу.

Они часто так работали — сидя рядышком, но не мешая друг другу.

— Утомилась, Дарьюшка? — заметив, что жена отложила свою работу, он тоже отставил в сторону бумаги.

— Нужно подумать, как начать следующую часть, — немного отстранённо ответила Дарья. — Но да, немного устала… Малыш снова толкается.

Она не уставала поражаться, как Пётр — человек беспощадный к себе и другим, порой до крайней жестокости — к ней относился с какой-то особенной нежностью. Вот уж чего стоило ждать от него в последнюю очередь, особенно после того, как «воспитает» кого-нибудь по спине своей дубинкой. Но к ней одной он относился как к драгоценной вазе. Даже касался осторожно, словно боялся разбить — силища немереная, а Дарья всем окружающим действительно казалась хрупкой, уязвимой. О том, чтобы «вразумлять» её по-домостроевски, и речи даже не шло… Вот и