результат. И надо сказать, результат впечатлил. Необработанные доски вспыхнули сразу и довольно быстро превратились в уголья. А точно такие же, но блестевшие подсохшим покрытием цвета мокрой глины, приличное время сопротивлялись огню, прежде чем на их боках стали появляться чёрные проплешины. Да и после этого горели они неохотно… Присутствовавший на испытании государь тоже впечатлился, причём настолько, что сразу выделил полторы тысячи рублей серебром на заведение мануфактуры. Чистый доход она, даже при бешеном спросе, даст не скоро. Нужно «отбить» первоначальные инвестиции, потом с прибыли вложиться в расширение производства. При повсеместном деревянном строительстве состав, замедляющий горение — это товар первой необходимости. Ну, а когда наконец мануфактура даст хорошую прибыль, тогда можно будет поговорить о заведении таких же предприятий в других городах.

Самое смешное, что в этот бизнес, едва запахло спросом и деньгами, попытался всунуться вездесущий Меньшиков. Но не прошло и нескольких часов после его визита на мануфактуру, сопровождавшегося весьма прозрачными намёками, как ему передали записку следующего содержания: «Саша, иди НАХЕР!» Подписи не было, но этот идеально ровный почерк он узнал сразу. И дал задний ход, сообщив при встрече, что его не так поняли, а он всего лишь собирался войти в долю. История с запиской не стала достоянием широкой публики: Алексашка такое никогда не афишировал. Однако в тесном кругу будущий «полудержавный властелин» на какое-то время стал героем забавного анекдота.

В Туле мастера-оружейники во главе с Никитой Демидовым уже осваивали опытное производство «воротных ружей», как здесь прозвали винторезы системы Фергюсона. На берегу реки Упы возводили здание, где в ближайшие год-полтора должен был заработать первый в мире паровой двигатель, предназначенный для сверлильных станков нового оружейного завода. В верховьях Дона действительно открыли залежи угля и начали копать первые шахты[39]. В Новгороде под руководством Якова Брюса переплавляли свозимые отовсюду тяжеленные орудия времён Иоанна Грозного и Ливонской войны. Из этого металлолома отливали пушки, близкие по параметрам к весьма эффективной — в своё время — системе Грибоваля. Там же Василий Корчмин налаживал производство зарядов к ним: все признали, что лучше потратиться на полотняные картузы и пыжи, чем сыпать порох в ствол какими-то совочками.

Словом, времени даром никто не терял.

Когда настало время исполнять условия договора со шведами, Пётр Алексеич долго не думал — собрался, словно в поход, да и выступил из Москвы вместе с будущими гарнизонами новообретённых городов. По пути навестили Новгород, и вот теперь уже в самые ближайшие дни достигнут Нарвы.

Того места, где началась вся эта история.

Интермедия

— …Да, он сейчас ведёт себя почти как нормальный человек — и как глава государства, и как муж и отец. Но ты хоть понимаешь, на какой тоненькой ниточке всё это держится? Представляешь, что начнётся, если с тобой что-то случится, или, того не лучше — найдётся повод в тебе сомневаться?

— Я понимаю все риски, Женя, но позволь мне самой распоряжаться своей жизнью. Я врач, а сижу здесь как под арестом.

— Твоя жизнь тебе уже не принадлежит.

— Кому же она принадлежит?

— Для начала — твоему ребёнку. А потом уже — извини за пафос — твоей стране. Не забывай, что здесь абсолютная монархия в полный рост. От твоей жизни зависит слишком многое, в том числе и психическое здоровье твоего мужа. Ты знаешь, на что он способен, когда у него крыша едет. Так что, сестрёнка, прекращай чудить и не мешай нам тебя охранять…

3

Распоряжение: «Мелочь, в обоз!» — «дети полка» исполнили крайне неохотно, но приказы старших по званию не обсуждаются. Взрослые бодро топали по начавшей подсыхать дороге, а ребятишки расселись по телегам. Большинство из них были местными ижорами, узнавали родные места и грустили: ведь возвращаться им некуда.

— Вон там, за лесом, была моя деревня, — вдохнула Ксюша. — Если остановимся поблизости, схожу, могилкам поклонюсь.

Один из двух мальчишек ничего не сказал: он-то как раз здесь был год назад, когда «немезидовцы» взялись хоронить попавших под шведскую зачистку крестьян. Второй не удержался от вопроса.

— А со свеями теми что сталось?

— Они верстах в семи отсюда лежат, — хмуро ответила девчонка. — Где догнали, там и положили.

— За что ж они вас?

— За то, что мы у них еду покупали, — вместо девочки ответил первый мальчик, немногим старше второго. — Предупреждали, чтоб крестьяне шведское серебро никому до поры не показывали, а кто-то не удержался. Вот генерал Горн и прислал из Нарвы солдат… Мы с ним потом воевали. Охоту резать людей быстро отбили, но несколько деревень он уничтожить успел.

— Как же вы с ними воевали? Вас всего четыре десятка тогда было, а их тыщи три, — с недоверием сказал первый мальчишка.

— Если умеючи, то и этого достаточно, — пожал плечами мальчик постарше. — Короче, Лёша, давай я не буду тебе повторять материалы по военному искусству. Ты же их уже проходил.

— Проходил…

— Если б ещё и запомнил, тебе б цены не было, — поддела его девчонка.

— Вот вредная, — отмахнулся от неё Лёша. — И спорить с тобой толку никакого.

Это была чистейшая правда. Спорить с настырной Ксюшей без урона для репутации мог только один человек — Гриша. Так он командир учебного взвода. Алексей поначалу пытался давить — мол, я царевич и моё слово закон — но не тут-то было. «Мы тут все казаки, — сказал тогда Гриша. — Царевич, королевич, сапожник, портной — нам без разницы». Поначалу это неприятно удивляло. Как это так — не чтить царскую кровь? Но когда ему предложили делом доказать, что он действительно лучше других, потому что царевич, вышло не очень хорошо. Алёша не умел толком ни бегать, ни с оружием управляться, ни цифирь складывать и вычитать, да и писал ещё корявенько. Единственное, в чём он превзошёл новых товарищей, так это в знании голландского и немецкого языков. По крайней мере, говорил на них почти без акцента, тогда как тот же Гриша ужасал своим произношением. Зато юный командир хорошо говорил по-английски. И, по слухам, даже в настоящем бою раз поучаствовал. Сам, конечно, не рассказывал, а вот солдаты проговорились: мол, было дело, два года назад сбежал пленный шпион, убил часового и захватил оружие. Так Гришка не испугался, выскочил из-за угла и на приём его взял.

Если это правда, то по всему выходит, что лет Григорию было тогда не более, чем самому Алексею Петровичу сейчас.

Самое интересное, что никто среди егерей — ни единый человек! — не называл царевича как полагается. Для них он был просто Лёшей Михайловым. Учеником. Меньшим