новый шведский мундир. Впрочем, воля ваша, можете идти в чём пожелаете. Мне предстоит вас сопровождать.

— Кто же та принцесса, что согласилась …составить счастье брата моего Петера?

— Моя сестра.

— О!

— Мы с ней очень разные, — пояснила девица. — Думаю, вы убедитесь в этом лично. Прошу, ваше величество, — она сопроводила свои слова довольно-таки изящным реверансом. — Вас ожидают.

— В таком случае позвольте предложить вам руку, сударыня, — Карл решил в честь подобного презабавного события немного поиграть в галантность.

— Благодарю, ваше величество.

— Вы надели перчатки? — он только сейчас заметил, что девица действительно воспользовалась этой редко встречающейся нынче деталью дамского туалета.

— У меня руки солдата, а не придворной дамы, ваше величество. Впрочем, меня это вполне устраивает.

…Будучи лютеранином, Карл наблюдал за церемонией венчания по православному обряду с усмешкой на губах. Всё было не так, неправильно. Слишком торжественно, слишком пышно, слишком претенциозно, слишком долго. Хорошо хоть «брат Петер», как и он сам, предпочитал скромные платья, и сейчас был одет в новый, с иголочки, мундир офицера собственной лейб-гвардии. Невесту под вуалью король видел плохо, одно было ясно — дама изящная, действительно мало похожая на сестрицу. Когда же по ходу церемонии вуаль была поднята, не без удивления отметил: недурна. Впрочем, какое ему дело до этого? Гораздо важнее, что сразу после торжеств, которые, как было объявлено, продлятся не менее трёх дней, начнутся полноценные обсуждения условий договора между Россией и Швецией.

Стоя в храме, он снова обдумывал своё непростое положение. Пытался просчитывать те или иные варианты, но понимал, что ни при каких обстоятельствах легко не отделается. Так что следовало размышлять не столько над текущими событиями, сколько над тем, что делать дальше. Карл нисколько не сомневался, что Пётр, который повёл себя как рыцарь — то есть, по мнению короля, как последний идиот — отпустит его без проволочек, едва будет достигнуто соглашение. Разумеется, он предусмотрит некие пункты, которые свяжут Швецию по рукам и ногам. Некоторое время ему придётся соблюдать эти пункты неукоснительно. Но тут очень кстати оказались сведения, которые сообщила эта невыносимая девица. Оказывается, царь хоть и принял посредничество Дании, Саксонии и отчасти Пруссии, но наотрез отказался считать их сторонами договора. Мол, а вы-то с какой стати желаете ставить пленнику условия? Может, в каком-то месте его победили? Это давало Карлу надежду, во-первых, продолжить военные действия на территории Европы, а во-вторых, предпринять некие усилия по развалу коалиции его противников. А когда они будут разбиты, в чём король шведов нисколько не сомневался, тогда придёт черёд самоуверенного Петра испить чашу сию.

Свадьба плавно перетекла в открытие новой школы, но туда шведского короля не позвали. Вернули в отведенные ему комнаты и снова приставили охрану к двери. Впрочем, девица последовала за ним: мол, будет ещё праздничный ужин, не расслабляйтесь.

— Я заметила — вы были поглощены мыслями о предстоящих переговорах, — начала она, едва солдаты закрыли за ними дверь. — У меня на ваш счёт нет никаких иллюзий: вы уже обдумываете, как бы половчее нарушить ещё не заключённый договор.

— Любые договоры соблюдаются лишь до той поры, когда они перестают быть выгодными или необходимыми, — Карл раздражённо — она мысли читает, что ли? — сдёрнул с рук перчатки и бросил их в шляпу, которую до того держал под мышкой. — Да, я не собираюсь скрывать это от вас, сударыня… или как к вам теперь обращаться? Ваше высочество?

— Обращайтесь, как и ранее — то есть никак, — девица, аккуратно расправив юбку, заняла место на маленьком диванчике у самого тёплого места в комнате — у изразцовой печи. — Кстати, за всё время нашего знакомства вы ни единого разу не поинтересовались, как меня зовут. Это многое о вас говорит.

— Ваше имя мне совершенно не интересно.

— Как вам будет угодно. Не хотите знать — не надо. Однако у меня для вас пренеприятные новости: боюсь, в ближайшее время вам придётся частенько его слышать от других.

— С чего вы взяли? — удивлённо спросил Карл, вынужденный довольствоваться стулом у окошка — подальше от этой девицы.

— С того, что я видела европейские газеты, в которых была напечатана новость о вашем пленении некоей русской девицей. Сказать, что я раздражена — значит, не сказать ничего.

— Столь дурной слог?

— Если бы! Они изволили сопроводить заметки гравюрами, где мы с вами оба выглядим, мягко говоря, не в лучшем свете.

— Писаки бывают невыносимы, вы правы, — Карл покривился. — Дайте срок, я до них доберусь.

— На вашем месте я бы поразмыслила над тем, кто и зачем устроил эти публикации, да ещё в подобном ключе. У меня есть подозрения, но их одних недостаточно, чтобы делать однозначные выводы.

— Не поделитесь? Возможно, мы подозреваем одних и тех же.

— Если вы о тех, кто желает, чтобы Россия и Швеция вечно воевали друг с другом, то наши подозрения сходятся. Милое дело — погреть руки на чужом пожаре.

Карл собирался было сказать, что война — это вовсе не так уж и плохо. Но смолчал: знал, что получит крайне резкий ответ. Неужели и вправду для этой девицы что-то значат ничтожные жизни каких-то там обывателей? Пусть так. Спорить с ней он не желал.

— Теперь газетчики от нас с вами не отвяжутся, — уверенно произнесла девица. — Вам станут докучать расспросами о подробностях пленения. А меня уже до самой печени достали, спрашивая, насколько тяжёлой была та сковородка, которой я вас приложила, и что я изволила на ней в тот момент жарить.

Карл фыркнул. Ситуация и впрямь складывалась пренеприятная: стать посмешищем для всей просвещённой Европы — не лучшее начало царствования для родственника грозного короля Густава-Адольфа.

— Есть ещё и те, кто хотел бы отнять у Швеции её владения в германских землях, — напомнила девица. — Не будет для них момента удобнее, когда вы повернётесь к ним спиной.

— Так ведь эти господа — ваши союзники, — едко напомнил Карл.

— Каждый из них преследует только свои интересы.

— На чьей вы стороне, сударыня?

— На своей, ваше величество. Моя личная война, конечно, не идёт ни в какое сравнение с той, которую ведёте вы, но, как видите, я сражаюсь. И не без некоторого успеха.

— В прошлый раз вы говорили, что служите своей родине.

— Так и есть. Просто родина для меня — это глубоко личное.

— А вы изменились, сударыня, и довольно сильно, — вдруг сказал Карл. — То ужасное существо, которым вы были всего два месяца назад, куда-то подевалось. Нынче передо мной довольно странная, незаурядная, но всё-таки дама.

— Так бывает, когда человек находит своё место под солнцем, — девица