инженерами-взрывотехниками. Изготавливали бомбы на продажу. Их убили, когда мне было семь. Я попал в детский дом. Там было… – Он сжал пальцами край одеяла. Нервничал. – Там было ужасно, Велл. Худшие три года моей жизни.

Белль говорил, что в детдоме творилось полное дерьмо, но никогда не вдавался в подробности. А я не любил против воли лезть в душу.

– Поэтому, когда в тот ад заявился Виктор с предложением подружиться с каким-то пацаном, я долго не думал. Он не сразу забрал меня оттуда. Некоторое время наблюдал, а затем пристроил в семью, тоже работающую на него. Я рассказывал ему о тебе всё: привычки, слабости, страхи, амбиции и мечты. Первые месяцы меня это не трогало. У меня появилась личная комната, я спал в тёплой постели, ел вкусную еду и не боялся, что… в общем, уже нечего было бояться. Но потом мы действительно подружились. Вина… она такая поганая, Велл. Я чувствовал себя предателем. Да что там, я им и был. Я стал утаивать информацию. Сначала получалось, но потом Карлос очень доходчиво объяснил мне, что так делать не стоит.

Я даже представлять не хотел, каким методом. Этот маньячина был способен на всё. Оставалось только надеяться, что его похоронят на отдельном куске земли и раз в месяц будут отмаливать и посыпать солью, чтобы не восстал.

– Про Алисию, Фостера и весь тот ненормальный заговор я ни черта не знал! – запальчиво защищался Мейс, хотя я даже не планировал нападать.

– А то, что он мой отец?

– Напрямую Виктор не говорил. Но сам подумай, зачем такому человеку, как Руис, следить за левым подростком? Несложно додумать. И вы похожи. Особенно это стало заметно с годами, – печально вздохнул Лотнер, а я всё никак не мог понять, где они рассмотрели эту «очевидную» похожесть. – Когда Виктора посадили, я нарадоваться не мог. Очень надеялся, что его пришьют в тюрьме и дело с концом. Но нет, он вышел и начал по новой отравлять нам жизнь. Честно, я думал, он пристрелит меня ещё год назад, но оказалось, моё убийство без должного шоу не вписывалось в его в масштабную схему наказаний.

– Виктор не собирался оставлять меня в тюрьме?

– Нет, – мрачно подтвердил мои домыслы Мейс. – Ты был прав, он запер тебя и обрубил все связи с внешним миром, чтобы ты почувствовал отчаяние. Ещё после твоего провального боя я окончательно осознал, что мы никогда не избавимся от него. Только если уберём или посадим. Виктор – непростая фигура, и его убийство принесло бы нам много проблем. Пришлось бы бегать годами. Второй вариант мне нравился больше. Ты тогда был весь на нервах, и я опасался, что на эмоциях ты примешь неверное решение. Сам вытащить тебя я не смог бы, поэтому придумал план. Я был уверен, что, услышав его, ты остынешь и загоришься им так же, как я. Тебе не хватало цели, и я её нашёл.

Иногда мне казалось, что грёбаный Лотнер знает меня лучше, чем я сам.

– Почему ты не признался мне, пока Виктор был в тюрьме?

Мейс снова затеребил пальцами несчастный край одеяла.

– Боялся, что не простишь, – он сказал это так тихо, что я еле расслышал. – Наверное, это прозвучит ужасно, но лично для меня ничего не изменилось: ты – моя семья. Люди, которые меня усыновили, хорошо ко мне относились. Они мне по-своему дороги. Но ты… Велл, мы столько вместе пережили, это невозможно перечеркнуть. Ничем. Я смотрел на себя в зеркало и повторял, что продал самого близкого человека за кусок хлеба, а затем вспоминал приют и находил оправдания.

Хитрожопый Белль знал, куда бить. Меня тронуло. Сильно. И я обязательно вытащу из него, что произошло в том чёртовом гадюшнике.

– Если бы Виктор не раскрыл тебя, ты признался бы?

– Нет.

Я знал, какой услышу ответ ещё до того, как он открыл рот.

– Только если перед самой смертью, – блекло улыбаясь, дополнил Мейс.

– Чтобы я плакал и плевался возле твоей могилы?

– То есть ты всё-таки плакал бы?

– Конечно. От счастья.

Теперь улыбка этого идиота была совсем другой: широкой и искренней. Но он рано радовался. Я ещё не закончил.

– Расскажи про Райса.

Белль подчистую стёр с лица все положительные эмоции. Ему не нравился вопрос. Мне тоже.

– Виктор любил проверять меня на верность. За полтора года до его освобождения меня нашёл Карлос и передал пожелание короля устранить мальчишку. Это было моим последним заданием. Думаю, Руис уже тогда мне не доверял. Я и пара парней следили за Эйденом несколько месяцев. Я знал о нём всё.

«Я знал о ней», – осталось неозвученным, втиснутым где-то между слов.

– Всё должно было выглядеть как несчастный случай. Мы выбрали вариант автокатастрофы и ждали удачный момент. В тот день… – Мейсон с горечью усмехнулся. – Я был за рулём грузовика. Я лишил жизни Эйдена Райса. Эмили стала случайной жертвой. То, что она выжила, – чудо. Когда я увидел её на интервью, я слегка напрягся. Но, когда ты запал на неё… я начал сходить с ума. Весь последний год я сидел на успокоительных, лелеял надежду, что тебя отпустит. Но сердцу не прикажешь, верно? – риторическим вопросом закончил свою исповедь Белль.

Его агрессивному поведению, наконец-то, нашлось объяснение.

Мой лучший друг покалечил цветочка и убил её жениха. Это было невероятно тяжело уложить в своей голове. Я хотел наказать Лотнера в ответ и в то же время понимал, что сейчас он никогда в жизни не причинил бы ей боли. Но тогда… тогда он их не знал и сделал выбор в пользу себя.

Моё молчание сильно било по нервам Мейса. Он стучал пальцем по измусоленному краю одеяла и явно напрягался, потому что на бинтах появились новые алые пятна.

– Скажешь что-нибудь? – первым не выдержал Белль.

А я не знал, что сказать. Я столько всего успел надумать. Избить его, пристрелить тысячу раз и найти столько же доказательств в пользу его невиновности. Поэтому всё, что я сейчас испытывал, – это облегчение.

Мы были с ним в одинаковых условиях. Его тоже заставляли делать вещи, которые он не хотел. Только он не мог об этом никому рассказать. А не мог, потому что характер у меня – полное дерьмо.

– Прекрати напрягать живот, у тебя идёт кровь. –  Я прошёл к окну и поднял жалюзи. – Тебе необходим витамин Д, выглядишь как смерть.

– И с чего бы это? – щурясь от яркого света, цокнул тот. – Мне всего лишь свинцом кишку набили.

У доктора я выяснил, что Мейсон Лотнер –