Он трется задницей о бедро Эрина, спускается по его ноге, Эрин говорит: «О, да, детка, начисти мне туфли, мне нравится», и мы складываемся пополам от смеха. Леви снова поднимается.

– А потом он ее облизал, вот так.

Он высовывает язык и делая вид, что хочет лизнуть Эрина в лицо, но тот со смехом уворачивается. Как разумно.

– Ну, что ты, – говорит Леви, но мы с трудом разбираем, что он говорит с высунутым языком. Получилось похоже на «Нфтото». – Не отворачивайся. – «Няаффадативайфя».

Мне до смерти смешно, я даже пиво проливаю, но тут осознаю, что же на самом деле сказал Леви. Мой смех стихает.

– Джейсон Хоук здесь?

Я оглядываюсь по сторонам. Если его нет в «Атлет Лаунж», то, возможно, Нокс уже в «Гостинице Аспена».

Гвен стонет:

– У тебя уже есть сноубордист. Оставь и мне одного.

– Мне ничего не нужно от Джейсона Хоука.

– И все-таки нужно.

На мои плечи опускаются чьи-то руки. Большие руки. Теплые. Теплее окружающего воздуха. Они гладят кружевную ткань. Я откидываю голову назад и вижу губы Нокса снизу. Изогнутые и красивые. Он смотрит мне в глаза, и уголки его рта подергиваются, когда он говорит:

– Она на него запала.

– Что ж, Нокс, – Гвен допивает остатки пива. – Похоже, тебе выпали плохие карты.

Он поднимает бровь:

– У меня никогда не бывает плохих карт.

Затем он притягивает меня к себе, наклоняется и целует. Наверное, размазал мою помаду. Но это неважно, потому что: Нокс, Боже мой, Нокс, что ты делаешь?

Поцелуй длится два удара сердца. БУМ-БУМ. Всего два, но кажется, что двести, потому что у меня перехватывает дыхание, когда отворачиваюсь и прерываю поцелуй. Я оглядываюсь по сторонам, налево и направо, направо и налево. Кто-нибудь нас видел? Нет. Кажется, нет. Но потом я замечаю его. Выражение лица Нокса. Как у побитой собаки. Леви и Эрин уставились в пивные кружки, но Гвен бросает на меня взгляд, который говорит: «Вот видишь, что ты наделала». Она права. Нокс не знает, что я хочу сохранить наши отношения в тайне. Он не знает, что моя будущая карьера в «АйСкейт» рухнет, если станет известно, что я здесь. А я не готова делиться причинами ни с кем, кроме себя. Я еще не готова. Страх слишком велик. Можно сказать, что это просто желание выжить.

– Нокс, – говорю я, царапая ногтем надпись на стаканчике. На нем написано «Побалуй себя». – Давай на минутку отойдем.

Я вижу, что он думает, будто я хочу порвать с ним, и это терзает меня еще больше, чем его взгляд побитой собаки. Потирая рукава, отделанные кружевом, я жду, пока он кивнет, и следую за ним на улицу. У меня нет с собой куртки, Леви оставил ее в гардеробе, и мне чертовски холодно. Нокс ведет меня к костру. Люди смотрят на него. Смотрят на нас.

– Итак, – говорит он, садится на скамейку рядом с фонтаном и кладет руки за спинку. Он сидит, слегка расставив ноги. Не преувеличенно, а так, как сидят мужчины. Мой взгляд падает на его пах, и это почти невыносимо. Мое тело реагирует на него.

– В чем дело?

Это Нокс, но в то же время и нет. Это не похоже на него. В его голосе звучит тот тон, который говорит: «Мне все равно», которым он прикрывался, когда мы только познакомились, и который, как я теперь знаю, служит ему защитной стеной. Мимо нас проходит какой-то парень: «Как дела, Винтерботтом? Круто ты сегодня на тренировке прыгал на биг-эйр, брат!», они дают друг другу пять, Нокс смеется, а я думаю, что он лучший актер в мире.

Я вздыхаю, сажусь рядом с ним и провожу руками по ткани, прикрывающей мои бедра.

– Я пока не хочу предавать наши отношения огласке, Нокс.

Он долго смотрит на меня, открывает рот, снова закрывает. Наконец, он говорит:

– Хорошо.

Я моргаю:

– Тебе даже не интересно узнать, почему?

Он пожимает плечами:

– У тебя на то свои причины. И если ты захочешь их мне рассказать, то сделаешь это сама. Я это понимаю, – он откидывается назад, гладит свои волосы и усмехается. – Даже если мне кажется, что я тебе неприятен.

– Это неправда.

– Я шучу. Как я могу быть кому-то неприятен?

– Ты такой самовлюбленный.

– Я предпочитаю говорить «уверенный в себе».

Я не могу сдержать улыбку:

– Удивительно, что ты знаешь слово «предпочитаю».

– Ты всегда так говоришь.

– Как?

– «Удивительно, что ты знаешь такое слово. Удивительно, что ты не тупица. Удивительно, что ты умеешь говорить», – он смеется, встает и становится передо мной. Он наклоняется ко мне, его руки слева и справа от моего лица, ладони на спинке деревянной скамейки. Его лицо близко. Он наклоняет голову и едва заметно ухмыляется. – Неужели так трудно поверить, что я красивый, умный и спортивный?

– Осторожнее, а то в самом деле станешь мне неприятен.

Его губы касаются моих, и это происходит так быстро, что мне хочется запечатлеть этот момент и не отпускать его, но я вынуждена это сделать, потому что панически боюсь, что нас кто-нибудь увидит. Я незаметно осматриваюсь, но в эту сторону никто не смотрит.

– Мы оба знаем, что это неправда, – затем он выпрямляется. – Ну что, зайдем?

– Ладно.

Мы идем бок о бок. Его палец гладит тыльную сторону моей руки. Не специально, я думаю, но внутри меня все трепещет. Нокс смотрит на меня.

– Что такое? – спрашиваю я.

Он вздыхает:

– Я скорблю по своей разбитой мечте.

– В смысле?

Он открывает дверь. Вышибалы ничего не говорят, пока мы проходим мимо. Высокий даже больше не смотрит на мои волосы.

Нокс кривит рот:

– Наброситься на тебя прямо на глазах у Джейсона.

– Думаю, Джейсон бы этого вообще не заметил, – я показываю на конкурента Нокса, который склонился над лицом какой-то девушки на танцполе. Такое ощущение, что он хочет ее съесть. – Господи, какой у него огромный рот.

Нокс кивает:

– Он плотоядное растение.

Я наблюдаю за ним какое-то время, но потом замечаю Гвен, Леви и Эрина неподалеку от Джейсона.

Я вопросительно смотрю на Нокса:

– Потанцуем?

– Я не умею танцевать.

– Это неважно. Можешь просто вихляться в такт, если хочешь.

Он моргает:

– Есть такое слово?

– «Вихляться»? Да.

– Ясно, тогда нет. Я не умею вихляться.

– А мне можно пойти?

Нокс смотрит на меня так, будто я спросила, можно ли мне потанцевать с Джейсоном Хоуком на танцполе.

– Да как ты вообще могла подумать, что нельзя?

Я пожимаю плечами. Кусаю нижнюю губу и