Я ещё раз поклонился и хамелю-хамелю, тихонько выбрался в дальний угол зала, отыскал столик типа для карточных игр, с облегчением сел в роскошное, но легкое кресло, и приготовился созерцать великолепие богатой жизни столичной знати.

Через какое-то время снова приблизилась Дроссельмейер, впервые за всё время улыбнулась, но небрежно и покровительственно, как с утра до вечера точно исполнявшему приказы слуге.

— Простите, Вадбольский, вас решили не называть, чтобы не смазывать нашу великую победу суфражизма.

Я отмахнулся.

— Пустое.

— Это для вас пустое, — сказала она тем же холодноватым голосом, — а для нас подвиг. Да и если сказать всё, как было, сразу упадет всё значение женской победы!.. Позвольте, я сяду?

Я в изумлении вытаращил глаза.

— Прошу вас, графиня. Вы же хозяева жизни, чего спрашивать у несчастного баронета?

Она грациозно опустилась в соседнее кресло, с грустью покачала головой.

— Всё-таки обиделись? Поверьте, и Глориана переживает, хоть и не показывает этого, и никогда не признает.

— Тогда чего я здесь?

— Как участник, — пояснила она. — Дескать, без мужчины нас бы вообще не пропустили в Щель Дьявола. А так вы были с нами, но больше как носильщик… простите, и как слуга. Но это официальная версия. Это значит, и вы подвергались всем опасностям, так что вполне разделяете с нами славу и награды.

Я кивнул в сторону торжествующих суфражисток, что едва не качали Глориану и Анну Павлову.

— В самом деле?

Она чуть отвела взгляд в сторону.

— Да-да, наша победа несколько преувеличена… во имя торжества идеи. Это слова не мои, именно Глориана так сказала и заявила, что в следующий раз мы должны сделать больше, чтобы это не выглядело случайностью, а было действительно нашей победой.

Я широко улыбнулся.

— Расслабьтесь, графиня. Я нисколько не обижен. И прекрасно понимаю все трудности суфражизма и вижу, как вам непросто бороться с косностью.

— Спасибо, — обронила она с чуть меньшей холодностью, но пока ещё без тепла в голосе.

— Но всё-таки, — продолжил я, — предостерег бы заходить в Щель чисто в женском коллективе. Это неправильно. Вы что же, хотите жить в отдельном человечестве, где только женщины? Начните ходить в Щель Дьявола в смешанных группах. Не хотите со мной, возьмите более умелого бойца.

Она посмотрела на меня очень внимательно, но в ясных глазах я всё ещё видел следы неловкости благородного человека, которому бывает стыдно даже перед собакой.

— У нас нет никого лучше, — обронила она тихо. — Это мнение не только мое, но и Глорианы с Анной. Ой, граф Каменев Лев Борисович направляется в нашу сторону и смотрит на вас!.. Простите, я вас покину. Похоже, вы его заинтересовали.

Она быстро упорхнула, а к моему столику приблизился с бокалом вина солидного вида господин в мундире статского советника, то есть нечто среднее между полковником и генерал-майором. Это высшая группа старшего дворянства «хотя бы и низкой породы были», а дети получают потомственное дворянство, так что это важная фигура, я подобрался и смотрел на него со всевозможным почтением.

Он тяжело опустился на свободный стул, сделал глоток вина, довольно крякнул.

— Хороший здесь винный погреб, — произнес он довольно. — А вы, юноша, что пьете?

Я ответил со всей вежливостью младшего перед старшим:

— Предпочитаю не пить. Не хочу омрачать алкоголем счастье созерцать столько видных и замечательных людей, ваше высокородие.

Он хмыкнул, посмотрел на меня оценивающе совершенно трезвыми глазами, хотя лицо от выпитого уже приобретает буряковый цвет.

— Ну и как вам?

— Этот прием? — уточнил я.

Он усмехнулся.

— Вы знаете, о чём я. Все только и говорят, что блистательная Глориана возглавила отряд и провела его в Щель Дьявола, куда раньше ходили только мужчины, да и то самые умелые и отважные.

— Ей вся и слава, — ответил я покладисто.

— А вам? — спросил он. — Не обидно?

Я посмотрел на него в изумлении.

— Почему?

— Ну… женщина… командует, указывает вам…

Я сдвинул плечами.

— Екатерина Великая правила всей громадной империей, ваши славные деды и прадеды не считали оскорбительным ей подчиняться и выполнять указания женщины.

Он усмехнулся.

— Так то Екатерина… Она была единственная такая.

— Глориана тоже единственная, — ответил я.

Он посмотрел на меня пристально.

— А-а… так вы не такой уж и ярый суфражист?

Я покачал головой.

— Отношусь к самцам, а мы везде доминанты.

— Доми… нанты?

— Это латынь, — пояснил я. — Обожаю латынь. Dominans — главенствующий, главный. Но если какая-то выдающаяся женщина превосходит в чём-то каких-то…

Он подсказал:

— Невыдающихся?

— Да-да, невыдающихся мужчин, — договорил я, — то так тому и быть, пусть ими и командует. Но, конечно, не нами с вами.

Он рассмеялся, чуть пригубил вина, едва коснувшись губами края бокала, посмотрел всё так же внимательно:

— Вы тот курсант, что из самой-самой дальней Сибири?.. Глориана говорила о ваших необычайных способностях в знании искусства Эллады и Древнего Рима. Отдыхайте, юноша. Я доволен общением с вами.

Он удалился, я перевел дух. Пронесло. И рейтинг Глаши не снизил, и наше общесамцовое положение поддержал, что ему, естественно, понравилось.

Но едва он поднялся и отошел к группке весело щебечущих женщин, к моему столику подошел ещё один из знатных гостей, крупный мужчина с брюшком и широкой синей лентой через левое плечо и правый бок, на ленте я успел увидеть два ордена, но сразу не сообразил их значение.

Глава 8

Он тоже не стал спрашивать моего разрешения сесть, опустился на тот же стул, который только что грел Каменев.

— Артур Александрович фон Гринвальд, — назвался он мягким голосом. — Почему такой приятный юноша в одиночестве?.. Посмотрите сколько прекрасных девушек!.. Вон как блистает графиня Рената, как прелестна Жизель Леонкавалло, как весело смеется Лаура, её всегда окружает толпа кавалеров…

Я ответил с вымученной улыбкой:

— Я человек простой и простодушный. Мне трудно поддерживать светскую беседу, полную намеков и шуток, понятных только этому кругу. Я лучше отбуду нужное время в уголке, а потом отвезу Иоланту обратно в Академию.

Он засмеялся, я понял, что проговорился, но он лишь покачал головой.

— Хорошо, хорошо… вы очень правильный молодой человек! Пусть Глориана, Иоланта, Аня и Сюзанна вкусят славы, вполне заслуженной, кстати. Я вижу вас и понимаю, вы их опекали и там, но вовремя отступили в тень. Это говорит о вашем великодушии и… о вашем потенциале.

Я ощутил предостерегающий холодок, сказал поспешно:

— Нет-нет, я шел впереди только потому, что Глориана правильно составила отряд. А она и руководила, и воевала!

— Как, говорите, ваше имя?