ящерица, застыла, уставившись на меня большими выпученными глазами. Я сказал ей «кис-кис» и поманил пальцем. Она резво поднялась на задние лапы, став похожей на маленького динозаврика, но до эпохи динозавров ещё почти десяток миллионов лет, а это его предок, что появился, прожил и вымер в короткий период, уложившись в два-три миллиона лет. А вот её потомки начали развиваться, укрупняться и дали начало архозаврам, а уже те выдали тот класс существ, что мы называем динозаврами.

Ящерица некоторое время смотрела на меня, неподвижная, как статуя, потом стремительно ринулась вперед и вцепилась зубами в мою ногу.

— Ах ты ж дура!

Я схватил её за холодное тельце пресмыкающегося, попытался оторвать, но мелкие зубки, пригодные только для ловли мелких насекомых и беспозвоночных, крепко держали мою штанину.

Разозлившись, я сломал ей шею, кое-как разжал челюсти и отбросил в сторону.

Успел вовремя, из зарослей выметнулись ещё несколько особей, все распахнули пасти и с писком ринулись на меня. Какие-то неправильные эупаркеры, зря их Уильям Паркер открыл, ничего в них хорошего.

Я ускорился, начал спешно рубить и колоть. Ещё две исхитрились ухватить мелкими зубками за щиколотку, единственное место, где могут обхватить ногу, не очень-то и больно, но оскорбительно как-то, да и почему-то страшновато.

Глава 10

Провозился с ними около часа, потом разделал, не давая себе отдохнуть, с радостью обнаружил полдюжины тёмных жемчужин и три кристалла. Хороший урожай, это где-то по одной на семь ящериц, прекрасный результат.

Жемчужины бережно укладывал в мешок, но парочку всё же растворил в ладонях, зеттафлопник бесстрастно сообщил, что в результате проникновения в мое тело его регенерация повысилась на четыре процента за счёт некой силы, происхождение которой пока не выяснено.

— Выясняй, — буркнул я. — Иначе и тебе придется поверить в магию.

Я чувствовал, что зеттафлопник даже тряхнуло от омерзения, а все его вычислительные мощности ускорились до предела, даже в черепе стало жарко.

То-то сказал я мстительно. Хорошо ещё, мир тёмной материи не вошёл с нашим в полный контакт, а только коснулся краешком и просачивается медленно и трудно, иначе в этих Щелях были бы ад и Израиль.

Пока что всё нашенское, от почвы, до растений и животных, разве что ускоренные мутации, хотя может и не ускоренные, кто знает сколько десятков миллионов лет прошло в этих точках соприкосновения, называемыми Разломами, Вратами Ада, Пастью, Проклятыми Землями, Проклятьем, Осколками, Сцепками, Щелями, Дырами, Проходами, Гранями, Аномалией, Пробоем, Дистозом. Свищами, Изьяном, Порчей, всякими там Метками Дьявола, Пузырями Дьявола, Следами Дьявола…

Особенно мне понравилось определение, что это всего лишь Дистоз. Дистоз материи. Как помню, дистоз — неправильность, отступление, уклонение, уродливость, странность, болезненное уклонение. Не такой уж распространенный в народе термин. Скорее, все просто были в растерянности, начали называть Вратами Ада, но ученые, что там побывали, вышли и авторитетно заявили, что это обыкновенный дистоз. Правда, в планетарном масштабе, но всё-таки дистоз.

И народ вдохнул с облегчением, и заговорил, что ничего страшного, всего лишь дистоз, так умные люди определили.

Когда я распотрошил всех, подумал было, что пора взад, уже с добычей, а дома подумаю, что делать с тёмными жемчужинами, дрон сообщил, что чуть дальше, вот за тем скальным выступом открывается вид на пасущихся ящеров, что почти такие же, но не такие. В смысле, вид разделяется на два подвида, очень даже разные.

Я рискнул, с почти полным рюкзаком, куда затолкал головы всех убитых ящериц, прошёл по заботливо начертанному пунктиром маршруту. Умница дрон вывел не просто так ломаную линию, он обошел затаившихся в песке хищников, что поджидают добычу в повадках муравьиного льва.

Правда, я и сам их рассмотрел, когда чуточку усилил тепловое зрение. Песок горячий, холоднокровные ящерицы принимают его температуру, однако в однородной структуре песка контуры их тел выделяются достаточно четко, вижу даже как в замедленном темпе сжимаются и разжимаются их четырёхкамерные сердца.

За скальным выступом открылся вид на заросший густой сочной травой большой луг, дальше лес огромных папоротников и хвоща размером с секвойи, а в траве мелькают головы красного цвета с такими же красными гребнями.

— Цып-цып, — сказал я, — будем дружить?

Одна голова повернулась в мою сторону, но ящер, даже маленький, не заяц — смотреть прямо не может, повернул голову в одну сторону, глядя на меня правым глазом, потом посмотрел левым, словно курица, ближайший родственник динозавров.

Некоторое время мы молча рассматривали друг друга, затем он взвизгнул скрипучим голосом, и помчался на меня.

Я чуть пригнулся, обнаженный меч остриём в его сторону, сердце участило темп. Килеск, мелькнуло в голове, младший родственник тиранозавра, жрёт всё, как траву, так и беспозвоночных…

Но я же позвоночный, дурачок…

Он быстр, но млекопитающие быстрее, я ступил в сторону, а он побежал дальше, выплескивая бледную кровь из шеи, с которой слетела голова.

Похоже, это было триггером, сразу поднялись с десяток голов, раздался омерзительный писк, в мою сторону помчались шестеро килесков, точная копия тиранозавров, только ростом мне до пояса.

Я отпрыгнул, рубил и уворачивался, но увернуться можно от одного-двух, остальные успевали вцепиться в ноги, руки, я рубил и рубил, зубы сцепил от боли, прокусить рубашку и джинсы не могут, зато останутся мощные кровоподтеки, тоже не сахар.

Потом была вторая волна. Уже мало кто приподнимался на задние лапы и мчался, стараясь ухватить хотя бы за причинное место, большинство оставались на четвереньках, но разгонялись, как скоростные поезда, я едва успевал рубить и прыгать из стороны в сторону, уже забрызганный их кровью с головы до ног.

К счастью, коллективной охоты не знают, дурашки примитивные, бросаются все разом, каждая зверушка сама по себе, мешают, толкаются, сбивают одна другую с ног, топчут упавших, а я добавляю хаоса мечом.

Наконец самые понятливые остановились, начали рвать вывалившиеся кишки павших собратьев.

Очень хороши оказались метательные топорики. Каждый бросок прерывал жизнь одной ящерицы, иногда я чувствовал, как по телу прокатывается волна, в других случаях ничего подобного, запомнил, когда и что, понял только при разделывании тушек.

У тех, что сумели вырастить в себе жемчужинку, хоть самую мелкую, как бы прерывалась с нею связь, и я чувствовал это. Но чувствовал и то, что это нечто, потерянное там, входило в меня, это пугало, но сколько я ни прислушивался, так и не ощутил никаких изменений.

Зеттафлопник по нескольку раз в час проверял во мне каждый нерв и каждый гемоглобин, всё оставалось в пределах нормы.

Ещё на лекции узнал, что добытые жемчужины