округа, штаб которого тогда находился в Смоленске. Она была отпечатана майором Карпухиным на 38 страницах, но всего в двух экземплярах, один из которых адресовался высшему командованию в Москве. Подписали ее командующий войсками БОВО командарм второго ранга Ковалев, член Военного совета БОВО дивизионный комиссар Сусайков и начальник штаба БОВО комкор Пуркаев. В первом же пункте записки руководство БОВО отмечало, что его «план развертывания и начальных действий Западного фронта исходит из того, что основным противником фронта будут объединенные силы Германии и Польши при вероятном участии на стороне пр-ка Латвии, причем главные силы германской армии развертываются севернее Полесья, а главные силы Польши — южнее Полесья».

Такого же рода «Записка по плану действий Сев. — Зап. Фронта», составленная в двух экземплярах командованием Ленинградского военного округа, датирована 11 марта 1939 года и содержит пометки «Сов. секретно» и «Особой важности». По мнению ее авторов, «план развертывания Северо-Западного фронта исходит из предположения, что основным противником за западе будут объединенные силы ГЕРМАНИИ и ПОЛЬШИ». Относительно Финляндии, Эстонии и Латвии они предположили сохранение ими нейтралитета, длительность которого «будет зависеть от изменения политической обстановки и успехов первых операций РККА против основного противника», притом коалиция этих прибалтийских стран «будет объединяться и поддерживаться Германией как войсковыми силами, так и материальными средствами». Аналогичная «Записка по плану действий Юго-Западного фронта», тоже в двух экземплярах, 24 апреля 1939 года подготовленная командованием Киевского особого военного округа, начинается с констатации, что «основными и наиболее вероятными противниками СССР на западе являются объединенные вооруженные силы Германии (90 пд) и Польши (65 пд)». Далее следует предположение, что «фашистская Италия вероятнее всего также выступит одновременно в союзе с Германией. Поэтому следует ожидать появления ее морского флота в Черном море и ее воздушных сил на территории Польши с самого начала войны». Однако «Турция и Болгария в начальный период войны, вероятно, будут соблюдать нейтралитет, продолжительность и исход которого будут зависеть от успехов и решительности действий Красной армии».

Советские военные возможности, утверждает современный германский исследователь Мюллер Рольф-Дитер, тогда германским Генштабом оценивались в 80, максимум в 100 полноценных дивизий — в два или почти в два раза меньше объединенных армий Германии и Польши. По-прежнему острой оставалась у СССР проблема отношений с Японией, что не позволяло перебросить с востока на запад дополнительные соединения. Совместная с Польшей реализация плана «Барбаросса», пишет этот немецкий автор, могла начаться к маю 1939 года «у ворот Ленинграда и Минска с массированным вводом в бой германских танковых соединений на севере и на юге, в то в время как польская армия с ее 50 пехотными дивизиями образовывала группу «Центр», в задачу которой входило связывание советского противника в лесистых и болотистых районах Белоруссии». Облегчило бы польские военные действия в белорусских лесах и болотах наличие в польской армии многочисленной кавалерии — кони, как известно, в отличие от танков и бронетранспортеров, могут передвигаться и там, где нет никаких дорог.

Белорусское правительство не случайно уже второй год готовилось к переезду в Могилев, где ускоренными темпами велось строительство зданий, необходимых для размещения Совнаркома БССР, наркоматов, других государственных структур. Минск, которому к исходу 1939 года предстояло лишиться статуса белорусской столицы, находился всего в полусотне километров от границы с Польшей, а это означало, что он мог быть подвергнут авианалетам уже через десяток-другой минут после начала войны. Сигналы же о возможной агрессии против Советского Союза поступали в Москву уже давно и из разных концов Европы и по разным каналам. Информировал И.В. Сталина «о германских планах интервенции против СССР» и нарком внутренних дел СССР Л.П. Берия, который 21 декабря 1938 года в своем сообщении на имя генерального секретаря ЦК ВКП(б) уведомлял, что по сведениям, «полученным из кругов итальянского Министерства иностранных дел, Гитлер и Риббентроп стоят за решительное ускорение интервенции против Советского Союза».

Как в записке Б.М. Шапошникова, так и в документах, направленных в Москву из приграничных военных округов, однозначно говорилось, что главными нападающими на СССР в возможной войне будут две страны — Германия и Польша. Притом Германия во всех случаях называлась первой, что подчеркивало понимание того, кто в обозначенном дуэте является верховным. Однако «иерархия» такого порядка не на все сто процентов устраивала Варшаву. Как и в прежних своих взаимоотношениях с Парижем, теперь Польша желала, чтобы это Германия больше нуждалась в ней, а не она в Германии. Гитлеру же требовался не просто выгодный союзник, а послушный исполнитель. Кроме того, он вряд ли прельщался рисуемым Варшавой вариантом атаки на Советский Союз в обход Польши, через ту же Чехословакию, на которую Юзеф Бек смотрел как на «мост в Россию». И вскоре после начавшегося расчленения Чехословакии прозвучал в Берлине весьма тревожный для Речи Посполитой колокол. Министр иностранных дел Рейха Иоахим фон Риббентроп 24 октября 1938 года заявил польскому послу Юзефу Липскому, что «пришла пора увенчать дело двух великих политиков — Гитлера и Пилсудского — комплексным урегулированием взаимных отношений». Польше предлагалось отдать Рейху «вольный город Гданьск», а также согласиться на построение экстерриториальной железнодорожной линии, соединяющей основные территории Германии с Восточной Пруссией, все еще остающейся анклавом. Взамен обещано доброжелательное соседство и продление с 10 до 25 лет действия той самой декларации о ненападении, которую четыре года перед этим подписывали Юзеф Липский и Константин фон Нейрат.

Вскоре Речь Посполитая получила и предложение «присоединиться к антикоминтерновскому пакту, что на практике было равнозначно военному союзу», пишет Войцех Матерский. Петр Гурштын — тоже польский историк — в этой же связи уточняет, что 5 января 1939 года «Юзеф Бек прибыл в альпийскую резиденцию Гитлера в Берхтесгаден». Возвращаясь из отпуска на Лазурном берегу, он использовал случившуюся оказию для очередных переговоров с Германией. Вся Европа, особенно Франция, отмечал «Kurjer Warszawski», отметила тогда, что «фюрер принял его чрезвычайно галантно». Свидание началось с того, что «канцлер Гитлер для приветствия министра спустился по ступенькам до самого автомобиля», а это для него являлось «исключительной околичностью» — умел фюрер нацистов делать жесты, способные отвлечь внимание от самого главного. В публикациях, посвященных той встрече, есть утверждения, что по ее ходу Гитлер вспомнил и о маршале Пилсудском, даже назвал его своим другом. Однако «содержание его предложений встревожило Бека», пишет Петр Гурштын. Глава Рейха повторил «предложение от октября 1938 года, которое касалась Вольного города Гданьска, экстерриториального транзита и присоединения к антикоминтерновскому пакту». Сие означало, что давний варшавский расчет на получение от Германии всей Восточной Пруссии за оказание Рейху столь важных услуг обернулся