значение. В частности, Польша требует себе Яворину, Спиш и Ораву» — так и ныне называются исторические регионы Словакии. Через два дня С.С. Александровский уведомил, что «Чехословакия согласилась на все требуемые исправления» в пользу Речи Посполитой.

При обращении к тем разделам абсолютно неизбежен и еще один вопрос: почему лидеры Великобритании, Франции, не говоря уже об Италии, пошли на преподнесение фюреру столь весомого «подарка», зная, что Гитлер готовится именно к войне? Ответ опять же вытекает из упоминавшегося тезиса, гласившего, что если Европа готова разрешить главному немецкому нацисту повоевать, но это должна быть война против Советского Союза. После ее развязывания Великобритания, особенно Франция и ее соседи полагали, что будут чувствовать себя в безопасности не только от Германии, а и от Италии, так как итальянские фашисты, скорее всего, присоединились бы к походу на Восток в поиске собственных выгод и трофеев, как это они сделали в 1941 году. Таковы были глубинные цели, предшествовавшие «сходке» в Мюнхене. Ее главный результат еще в ноябре 1938 года с явной горечью оценил руководитель советского НКИД М.М. Литвинов. В беседе с одним из французских дипломатов нарком без обиняков заявил: «Мы считаем Мюнхенское соглашение международным несчастьем. Англии и Франции вряд ли удастся отступить от намеченной линии политики, которая сводится к одностороннему удовлетворению требований всех трех агрессоров — Германии, Италии и Японии. Они будут предъявлять свои требования по очереди, и Англия, и Франция будут делать одну уступку за другой». На вопрос, возможно ли привлечение Польши к политике коллективной безопасности, Литвинов ответил, что «в настоящий момент вряд ли это было бы возможным, в особенности в отношении Польши».

Похоже, что Чемберлена, Даладье и Муссолини во время их приезда в Мюнхен на встречу с Гитлером как раз устраивало предполагаемое польское участие в восточном походе. Но под германским верховенством. Не исключено, что оно рассматривалось и как необходимость, ибо, подталкивая фюрера нацистов к войне с большевиками, названная тройка европейских лидеров вряд ли не желала ему поражения. Скорее наоборот, подспудно многое делалось не только для того, чтобы его «правильно нацелить», но и укрепить попутчиками и подельниками. Ведь представлялось, что там, на Востоке, он в полной мере удовлетворит все возрастающие немецкие потребности — территориальные, сырьевые, продовольственные, — после чего откажется от претензий к странам Западной Европы. Вторжение в СССР, твердил и Гитлер, готовясь к новой мировой войне, «должно было на все времена придать Третьему рейху неодолимую мощь». Польский историк Вальдемар Ковальски и ныне исходит из предположения (или неугасающего сожаления), что если бы до операции «Барбаросса» дело дошло в 1939 году, то это «означало бы, скорее всего, распад Советского Союза и упадок России».

В СССР тоже не исключали, что такое нападение действительно возможно. Притом в Москве считали, что оно как раз будет совместным с Польшей. Еще 24 марта 1938 года начальник Генерального штаба Красной армии командарм первого ранга Б.М. Шапошников передал наркому обороны СССР маршалу К.Е. Ворошилову специальную записку о потенциальных противниках Советского Союза. Она была подготовлена самим руководителем Генштаба и сопровождалась специальными грифами «Совершенно секретно», «Только лично» и «Написано в одном экземпляре». Борис Михайлович относился к числу наиболее квалифицированных высших командиров в Красной армии, еще до революции получившим специальное военное образование в московском Алексеевском военном училище, которое считалось третьим по престижности в Российской империи, затем в Николаевской академии Генерального штаба в Санкт-Петербурге. Утверждают, что И.В. Сталин всегда называл его по имени и отчеству, чего он удостаивал редко кого из подчиненных ему собеседников. Свою записку Б.М. Шапошников начал с констатации, что «складывающаяся политическая обстановка в Европе и на Дальнем Востоке как наиболее вероятных противников выдвигает фашистский блок — Германию, Италию, поддержанных Японией и Польшей. Эти государства ставят своей целью доведение политических отношений с СССР до вооруженного столкновения». В том, что касалось Речи Посполитой, Борис Михайлович исходил из убеждения, что «Польша находится в орбите фашистского блока», хотя и делает попытки «сохранить видимую самостоятельность своей внешней политики». Несмотря на то, что Б.М. Шапошников составлял аналитическую записку за полгода до мюнхенского сговора ведущих европейских политиков с Гитлером, он подчеркнул самое главное в действиях Чемберлена и Даладье: «Сильно колеблющаяся политика Англии и Франции позволяет фашистскому блоку в Европе найти договоренность в случае войны его с Советским Союзом, чтобы большую часть сил потратить против СССР». Это же «определяет собой политику и характер военного положения в Финляндии, Эстонии и Латвии, Румынии, а равно в Турции и Болгарии». Обозначив вероятность вступления в войну с СССР названных и других стран, включая даже Иран и Афганистан, руководитель Генштаба Красной армии пришел к выводу, что «Советскому Союзу нужно быть готовым к борьбе на два фронта: на Западе против Германии и Польши и частично против Италии с возможным присоединением к ним лимитрофов (Латвии, Эстонии и Финляндии. — Я.А.) и на Востоке против Японии».

Б.М. Шапошников с уверенностью исходил из того, что «наиболее вероятные противники на Западе — Германия и Польша». В случае войны они на первом же ее этапе развернут:

«Германия — 96 пд (пехотных дивизий. — Я.А.), 5 кд (кавалерийских дивизий. — Я.А.), 5 мотодивиз. (моторизованных дивизий. — Я.А.), 30 танк. бригад и 3000 самолетов.

Польша — 65 пд, 16 кав. бригад, 1450 танков и танкеток, 1650 самолетов.

Итого — 161 пд, 13 кав. див., 7250 танков и танкеток, 4650 самолетов».

Поскольку Чехословакия еще не была расчленена и Б.М. Шапошников допускал, что она станет сопротивляться нападению Третьего рейха и Речи Посполитой, то «из этих сил Германия и Польша вынуждены будут часть сил оставить на своих западных границах, а возможно, часть из них введут в дело для борьбы с чехословацкой армией». Польша, например, из своих 65 пехотных дивизий «до 5 п.д. по-видимому оставит против Чехословакии», но «остальные силы, т. е. до 60 пехотных дивизий, 16 кав. бригад, до 1300 танков и танкеток и до 1600 самолетов развернутся на наших границах». Финляндия, Эстония и Латвия добавят еще «20 пехотных дивизий, 80 танков и 436 самолетов», Румыния «может развернуть до 35 пехотных дивизий, 200 танков и 639 самолетов». Таким образом, главным вспомогателем гитлеровской Германии в ее походе на Восток уже в начале 1938 года советскому военному стратегу виделась именно Польша.

Выводы и предостережения Б.М. Шапошникова, как и следовало ожидать, не остались без военно-стратегических последствий. В апреле 1939 года на утверждение народного комиссара обороны СССР маршала К.Е. Ворошилова уже поступила «Записка по плану действий Западного фронта», составленная командованием Белорусского особого военного