Шрифт:
Закладка:
Как состязались в ней же сержанты и рыцари Восходов, пока земли Бато процветали. Бастард слишком боялся гнева бездарей.
– Я вижу, вы расставили телеги. Припасов хватит, чтобы переждать зиму. Нет нужды рисковать. В Ставнице…
Я выдержал его взгляд. Быть может, он догадался, что в Ставнице будет драка. А может, он постоянно трясся с тех пор, как согласился на мою авантюру.
– Не думаю, что за день что-то случится. – Такая вероятность действительно была. Все зависело от Барна. – К тому же когда война мешала торговле? Нур – проверенный человек, а его ремесленникам нужно золото.
«Не говоря уж о том, что стоит подыскать кузнеца из местных, этому ослу Канну и подкову не доверишь».
Бастард оглянулся, позабыв изображать из себя монарха, и сказал тише:
– Если с припасами что-то случится, кого-нибудь точно вздернут. – Он внимательно посмотрел на меня. – Я пойду на дно, и ты следом.
Трясется, как старый лист на ветру, хоть по виду и не скажешь, что кавалерист способен трусить. Я убрал керчетты в ножны и заверил:
– Думаю, чтобы кого-нибудь вздернуть, Тувиру сначала придется высунуться из Оксола. – Бастард едва кивнул. – Даже если в Ставнице дела пойдут худо, повешения начнут с рядовых.
В Воснии не брезговали любым видом убийства. При прочих равных именно повешения вызывали сакральный трепет. Видимо, куда веселее убивать безоружного и связанного человека. Я поднялся со скамьи, завернул свою подушку в одеяло, чтобы на ней не рассиживалась чья-нибудь задница. И сказал:
– Спите спокойно…
– Господин Эдельберт, – мрачно добавил он и наконец-то закончил меня отвлекать.
Еженедельно, будто пастор заблудшим душам, я доказывал ему, что заинтересован в успехе. Заинтересован куда больше, чем все его люди и, быть может, он сам. У бастарда не было надежды подняться выше без новой земли. Под флагом я пробыл год, бастард же служил более десяти.
Эта затея обречена на провал. В отличие от победы над Бато и захвата гиблых холмов.
Дорога к Ставнице
Скрипело колесо, а Керех никак не мог определиться с мелодией. Я упирался в его грязный плащ сапогом: места в телеге почти не осталось. Стоило поберечь силы: позади плелись люди Барна. Будто назло, только один из них прихватил лук. Капрал вечно спал или нес околесицу, когда прекращал пить, – и, конечно же, напрочь отказался пересидеть стычку в остроге. Вероятно, он полагал, что в посмертии будет вечно пьян, богат и окружен голыми женщинами.
Все о чем-то мечтали. Я пытался дочитать «Немую власть».
«Много городов я повидал, и неведомо, сколько еще впереди. За долгие годы странствий…»
– Все ноги болят, – заворчал Пульрих.
С таким весом настоящее чудо, что у него не надломились колени.
– А шопа у тебя не болит? – поинтересовался Бун, то и дело поглядывая в сторону Псов Гарготты.
– Болела, – с грустью вспомнил Пульрих, – когда по утрам выходили…
– Утро виновато!
– Биться надо лучше, вот и не будешь падать. Жопа у него пострадавшая, – глумился Васко, явно пытаясь произвести впечатление.
Пульрих за последние месяцы совсем присмирел.
– Да коли б только она, братцы. Я натоптышей таких в жизни не видал!
– Странно, что рот у тебя не саднит, – столько трепаться. – Я снова перевернул страницу.
«Из всех врагов лишь один остался непобежденным. О, как я был слеп! – сокрушался Финиам. – Мы виделись в предместьях. В низинах и холмах. На палубе, в море, на песках берега. Встречался я с ним, не зная имени…»
– О, город виднеес-ся!
– Проклятье, – выдохнул я.
Финиаму снова придется подождать. Полагаю, он не особо расстроится, в отличие от меня.
Мы вышли в низины, потеряв из виду лес. Теперь Барн может осмелеть: из острога не будет помощи.
– Да разве ж это город? – презрительно сказала Руш.
Я переглянулся с ней. Ее рука легла поближе к поясу – готова к бою, как и всегда. На мгновение я растерялся, не обнаружив Рута в хвосте отряда. Из двадцати трех человек в колонне я мог положиться разве что на четверых, и одного пришлось оставить позади.
Плелся за нами и тот, кого не звали. За небольшим камнем, посреди голой земли, чернел балахон. Белые кости, серая кожа, слепое лицо. В последнее время я видел ее так часто, что перестал вздрагивать. Так привыкают к трупам в осажденном городе, к мошкаре в похлебке, к мозолям на усталых ногах, к пьянству друзей. Чего бояться тени, нелепого призрака? В чем-то мы с ней были похожи. Старуха не умела прощаться.
Ставница
Люди Барна не держали строй, волочились абы как, словно и правда вышли прогуляться. Смотреть в Ставнице тоже было нечего. Город вблизи выглядел куда хуже, чем из низины: старый деревянный частокол давно покосился, сгнил, потемнел, а местами и вовсе отсутствовал. Одинокая молельня стояла на склоне у обвалившихся кольев. Даже утешительный лик Матери не вырезали под скатами крыш. Должно быть, очень обидно погибнуть в такой дыре.
Возле сломанных ворот нас встретил мужчина с обвислым брюхом и пятью подбородками. Ярко-алое сукно никак не скрывало телесных изъянов. Я пожал пухлую руку с надеждой, что на этом недостатки купца закончились.
– Нур. А вы, э-э-э, Лэйн, – его глаза постоянно что-то выискивали у меня за спиной, – я наслышан о ваших, э-э, талантах.
Я улыбнулся:
– Говорят, я медленно думаю.
Он нервно хохотнул.
– Какие-то проблемы? – Васко сделал половину шага вперед.
Последний год я не был уверен, кто лучше: ленивые Псы Гарготты или безумцы Восходов.
– Пока – ни одной. – Я отпустил руку Нура.
– О, поверьте, никаких проблем я не допущу! Не в этом городе, не на этой земле. Все на месте, – подбородки Нура задрожали, – как условились. Пять телег, все тутоньки…
Конечно, городом этот поселок могли называть только дураки или храбрецы. Хлипкий забор у постоялого двора, через который перелезет и ребенок. Деревянные срубы и одна широкая улица, что уводила от конюшни к базару. Всего три каменных здания: особняк на возвышенности, косой дом у центра и небольшое здание на два этажа до поворота на мыльню. Возможно, дом ремесел. Если бы здесь цвела торговля…
В общем, гиблое место. За полтора года я насмотрелся на нищие села Воснии. Может, и правда стоило вернуться в Оксол.
«Есть три вида роскоши, за которую платят жизнью. Первая – сожаленья о былом», – припомнил я «Немую власть».
– Славный город, – дрожали подбородки купца, – отец мой жил тут, а до него – дед…
Нур повел нас, опасливо озираясь, будто задумал обокрасть. Я бы заподозрил неладное, да