Шрифт:
Закладка:
– Смотрите!
Лопается струна, и музыка обрывается на дребезжащем аккорде. Танцующие пары разделяются.
– Что они делают?
Алексей протирает окно и указывает на бегущих к поезду охранников с винтовками за плечами и на тех, кто топчется под прожекторами, превращая станцию «Бдение» в непролазную грязь.
– Ведь двенадцати часов еще не прошло, да? – говорит Вэйвэй, не успевшая отдышаться. – Еще только рассветает…
Алексей оглядывается на водяные часы, и Вэйвэй замечает, как напряглась его спина.
– Что случилось? Это невозможно…
Она тоже смотрит на часы и видит, что воды в нижнем сосуде куда больше, чем должно быть.
– Вороны перенастроили часы, чтобы вода выливалась быстрей, – говорит Алексей. – Бдение заканчивается.
Поезд скоро запечатают.
Алексей стучит ладонью по стеклу. Вагон возмущенно шумит. У Вэйвэй сжимается грудь, как будто воздух уже стал спертым.
– Тебе нужно уходить, Елена, сейчас же! – старается перекричать шум она. – Только ты можешь пробраться мимо охраны.
Вэйвэй хватает Елену за руку. Если придется, она потащит ее к верхнему люку волоком, не допустит, чтобы ее погребли заживо вместе со всеми. От волнения у нее гудит под кожей, гудит в костях, как будто поезд ожил, как будто его сердце снова забилось.
– Вэйвэй, послушай, – говорит Елена.
В первый раз она назвала «дитя поезда» по имени. И «не совсем девушка» упирается, не желая трогаться с места.
– Нет времени…
– Слушай!
Вагон затихает от крика Елены. И Вэйвэй слышит.
Слышит голод топки, жаждущей угля и жара. Голод колес, мечтающих покрывать милю за милей.
Слышит, как поезд пробуждается.
В вагон входят картограф и Мария.
– Творится что-то странное. – Судзуки закатывает рукав и вытягивает руку.
Вэйвэй видит на ней знаки, похожие на татуировки, которые делают себе механики после каждого рейса. Но эти знаки выглядят иначе: тонкие линии, штрихи и символы, как на карте. Алексей тоже смотрит на них.
– Я чувствую тягу, – говорит Судзуки, и карта на его коже чуть-чуть меняется, словно сползает фокус фотокамеры. – А ты? – спрашивает он у Вэйвэй.
И она чувствует, еще как. Чувствует поезд и землю, землю и поезд, связанные между собой. Гудение в ее костях перерастает в рев.
– Он хочет ехать, – говорит Вэйвэй. – Хочет двигаться. – Она поворачивается к остальным. – И что нам мешает? Разве мы не сильнее их всех? – Она указывает на охранников и станцию «Бдение». – Мы гордимся нашим поездом, самым большим и мощным из когда-либо построенных. Что может остановить нас, если решим ехать?
– Нас могут остановить ворота, – говорит Алексей. – На полной скорости мы бы, возможно, прорвались, но сейчас это нереально.
Елена стучит пальцами по окну:
– А если ворота будут открыты?
Капитана находят именно там, где и предполагала Вэйвэй. В будке машиниста стены переливчатого зелено-голубого цвета пронизаны оранжевыми прожилками, в которых пульсируют волны жара. Сухие острые пальцы бледного лишайника окружают топку. Капитан сидит на скамейке кочегара, точно так же, как бывало тихими ночами в прежних рейсах, и смотрит на угли, словно ищет ответа в пламени. Но теперь угли холодны и безмолвны, а плечи капитана поникли под бременем неудач. Она даже не поднимает голову, когда входят Вэйвэй и ее спутники.
– Капитан?
Вэйвэй грызут сомнения, а Елена с восхищением разглядывает будку, мерцающие стены и слабое свечение углей в глубине топки. Вэйвэй принимает стойку смирно и излагает свой план, а потом капитан поднимает голову, оглядывается и встает, как будто очнувшись от сна.
– Правильно ли я поняла, что ты предлагаешь… – Она качает головой. – Даже если бы нам удалось уехать, мы бы изменили ход… всего. Это должны решать не мы.
– А кто?
«Теперь, когда Мария больше не притворяется другой женщиной, ее голос изменился», – думает Вэйвэй. Она оглядывается на Елену и спрашивает:
– А ты что думаешь?
– Я могу помочь, – отвечает Елена. – Могу открыть ворота. Знаю, как это сделать. Не забывай, что я была призраком гарнизона – наблюдала, изучала. Я дам вам время.
Ее глаза светятся непоколебимой решимостью, и Вэйвэй понимает, что изменилась не только Мария. В Елене тоже есть нечто новое. Она теперь более уверенная, более настоящая. Как будто сбросила с себя груз, сделав выбор.
– Я спрячусь за дождем, меня никто не заметит, – говорит она и оборачивается к Вэйвэй. – Ты ведь знаешь, что я могу. Пожалуйста, разрешите помочь вам.
Все смотрят на капитана. Алексей, Судзуки, Мария – все ждут приговора. Ее власть по-прежнему сильна. Морщины на лбу капитана углубляются. Она прислоняется к стене, как будто обращаясь к поезду с просьбой поддержать ее еще немного.
«Она больше не бросает вызов Запустенью», – думает Вэйвэй.
– Вы действительно готовы так рисковать ради нас? – спрашивает капитан Елену.
– Да. – Елена оглядывается на Вэйвэй и повторяет: – Да.
Пробуждение
И вот огромный поезд пробуждается. Разгорается уголь и рычит топка. Шипят дождевые капли на горячем металле. Кочегары вернулись на свой пост, и машинисты с ними. Стюарды застегивают воротник и стряхивают пыль с лацканов. Кондукторы закрывают двери. Механизм поезда снова запущен, и пассажиры играют в нем свою роль. Графиня верховодит в салон-вагоне. Она избавилась от шалей и короновала себя венком из березовых листьев. Профессор утешает растерянных и испуганных. Верующие молятся любым богам, которые их услышат. Неверующие молятся богам железной дороги – топке, поршням и тяге.
«Да откроются ворота, да спасуют винтовки охранников перед поездом, да простит нас мир за то, что мы собираемся сделать».
– Когда будешь возвращаться, беги к последней двери состава, – говорит Вэйвэй. – Я прослежу, чтобы ее открыли для тебя. Беги со всех ног, как никогда в жизни не бегала.
– Побегу со всех ног, как никогда в жизни не бегала, – обещает Елена.
И по тому, как она повторила слово в слово, Вэйвэй понимает, что именно изменилось в ней – теперь она уже никем не притворяется. Это ее жестикуляция, ее мимика – ее и ничьи больше.
Вэйвэй делает шаг назад и глядит на Елену – вот так же, с расстояния вытянутой руки, когда-то пассажиры рассматривали девчушку в миниатюрной униформе компании и восхищались ее смышленостью. Ей не хочется отпускать Елену.
– Что изменилось? – спрашивает она. – Почему ты стала другой? Это из-за дождя?
Она готова расплакаться, но не может себе этого позволить.
«Все получится».
Елена улыбается в ответ:
– А ты разве не изменилась?
Вэйвэй выдает нечто среднее между смехом и всхлипом.
– Мне теперь и самой не понять, что я собой представляю.
Елена точно так же, как Вэйвэй, вытягивает руку, разглядывая.
– Не что-то одно, – с легким кивком говорит она. – Много всего.
И после секундных колебаний горячо обнимает Вэйвэй. Теперь она пахнет не влагой и прелью, а зеленью и землей после дождя. Вэйвэй хочется удержать ее, сказать, что она не должна так рисковать. Хочется, чтобы время повернулось вспять, чтобы вода снова наполнила часы, чтобы
