перелистывавшими охотничьи каталоги или стопку еженедельных газет с сигаретой в руке. Бо́льшую часть дня они проводили в неторопливой беседе, комментируя различные незначительные события или обмениваясь колкостями и заполняя этим пустоту скуки. Когда им надоедало читать, они просто сидели, скрестив руки под мышками и положив ноги на стол. Понимая всю несообразность этой позы на рабочем месте, они едва успели опустить ноги на пол, когда в отделение вошел Анталь.

Жандармы хорошо знали Анталя, старого школьного учителя, который раньше, несколько лет назад, играл на органе и пел в церкви на воскресных службах. У жандармов никогда не было с ним никаких проблем, хотя оба офицера видели, что излишне румяные щеки старика и сеть пурпурных вен на его мясистом носу свидетельствуют о регулярных выпивках.

Анталь почти подбежал к ним быстрыми неровными шагами, словно мышь, за которой гонятся с метлой, и резко остановился, добравшись до столов.

Его дыхание было тяжелым, его круглый пивной живот раздувался от долгих, судорожных вдохов, его сердце бешено колотилось. Анталь не мог припомнить, когда последний раз чувствовал себя таким измученным, таким ослабевшим и опустошенным, как те бутылки, которые он оставлял на ночь у своей кровати. В это утро у Анталя практически не было сил, и он берег их последние остатки для беседы с жандармами.

Эстер Сабо пыталась убить меня!

Услышав свои собственные слова, Анталь был разочарован тем, как они прозвучали: глухо и неубедительно. В помещении отделения жандармерии все звуки приглушались. По мнению Анталя, в более солидном пространстве, например, в церкви, его фраза произвела бы гораздо более сильное впечатление.

Последние события все еще путались в его голове, однако он постарался, как мог, восстановить для Бартока и Фрически хронику произошедшего с ним, начав со своего возвращения домой сутки назад.

Ближе к вечеру он проходил мимо дома Эстер Сабо, когда она окликнула его со своего крыльца. Анталь пил бо́льшую часть этого дня. Он начал со своей любимой корчмы, затем перебрался в дом одного из своих приятелей, после этого навестил другого приятеля. Прежде чем отправиться домой, он вернулся в корчму. Его дни после выхода на пенсию оказались более пустыми и одинокими, чем он себе представлял. Отрезок дня от восхода до заката был для него теперь одним долгим никчемным зевком, поэтому ему не оставалось ничего другого, кроме как заполнять образовавшуюся пустоту, наливая себе вина, своего преданного жидкого друга.

Приветствие Эстер заставило Анталя вздрогнуть от неожиданности. Он почти не встречался с ней. Он учил ее, когда она была совсем маленькой, шести или семи лет, но сейчас ей было уже двадцать восемь, она была замужем и воспитывала двух совсем маленьких детей. Анталь заглянул в ее двор, с трудом балансируя над уличной канавой, и Эстер жестом пригласила его войти.

– Она спросила меня, не хочу ли я выпить с ней бокал вина, но я отказался, объяснив, что мне нужно идти домой, – излагал Анталь свою историю.

Тем не менее Эстер протянула ему стакан и сказала, что уже налила его для него. Анталь подумал, что отказываться было бы невежливо, и выпил.

Простившись с Эстер, он вернулся домой, поужинал со своей женой, а затем рано лег спать. Однако спустя какое-то время он проснулся от ужасной боли. У него скрутило живот, и все тело охватил жар.

Анталь поспешил выйти из дома на крыльцо, чтобы подышать ночным воздухом. Вначале это принесло ему определенное успокоение, но затем он был вынужден помчаться в уборную. Он вслепую бежал через двор, вздрагивая от острых веточек, которые кололи его босые ступни.

Анталь слышал, как вдалеке в лесу хлопали крыльями козодои. На своем пути он несколько раз спотыкался о земляные холмики, которые нарыли кроты и которые были совершенно незаметны в темноте. Когда Анталь добрался до уборной, его начало рвать. Его буквально выворачивало наизнанку, а хлипкая дверь уборной при этом раскачивалась взад и вперед, скрипя на ржавых петлях.

Его жена, услышав странные звуки, выбежала из дома посмотреть, в чем дело. Она стояла позади Антона, пока его рвало, и пыталась выяснить у него, что случилось. Когда он, наконец, смог выйти из уборной, его покрывала бледность, и он весь дрожал. Он все еще чувствовал острые боли в животе, но нашел в себе силы сказать своей жене:

– Эстер Сабо пригласила меня сегодня по дороге домой выпить бокал вина, и меня, должно быть, от этого стошнило.

Его жена сделала шаг назад и закрыла рукой рот. Если бы Анталь мог увидеть в темноте ее глаза, он испугался бы той тревоги, которая плескалась в них.

Пожилая пара, держась друг за друга, медленно вернулась в дом в кромешной ночной тьме. Ни один из них не удосужился взять лампу, прежде чем выйти на улицу. На улице было совершенно темно, на двор не падал даже лунный свет, и они передвигались короткими, неуверенными шагами. Когда они подошли к крыльцу, Анталь опустился на ступеньку, чтобы передохнуть. Его жена осталась стоять, покачиваясь взад-вперед и скрестив руки на груди. Она старалась взять себя в руки. Боже мой, неужели Эстер действительно сделала это? Неужели она на это решилась? Жена Барталя лихорадочно перебирала в своей памяти события последних недель, пытаясь собрать воедино картину из мозаичных кусочков.

Мой муж слишком много пьет.

Я уже сыта по горло пьянством Анталя.

Я так устала от того, что мой муж постоянно пьет.

Говорила ли она еще что-нибудь?

Эстер Сабо и жена Барталя вместе ходили в кружок кройки и шитья, и жена Барталя чувствовал себя там очень комфортно после того, как Анталь вышел на пенсию. Это было место, где она могла излить душу и по поводу того безумного количества бутылок, которые ее муж опустошал каждую неделю, и по поводу того, что это количество постоянно росло, и по поводу того, что она теперь всякий раз боялась его возвращения домой, зная, что он появится совершенно пьяным.

Она была не единственной женой, которая жаловалась на своего мужа. В кружке кройки и шитья было немало других жен, державших обиды на своих мужей. Однако около двух недель назад Эстер обратилась со своим предложением именно к ней. Жена Барталя не знала, почему та выбрала ее. Да, это правда, что она постоянно жаловалась на пристрастие Анталя к выпивке с тех пор, как стала ходить в кружок, правда и то, что в последнее время она начала выплескивать свои обиды в его адрес более раздраженно. Наступление весны и одержимость Анталя новыми сортами