свое отражение в зеркале. Поднеся сигарету ко рту, он сделал затяжку и выдохнул дым, окутав себя его облаком. Когда это облако рассеялось, он всмотрелся в свое лицо. Оно выглядело пепельно-серым. Это был цвет ужаса. Ужаса, написанного на лице нового звонаря.

Двигаясь к своей цели

Это было «дело об отравлении»…

Джек Маккормак, «Нью-Йорк таймс»

Утром тетушка Жужи надела несколько нижних юбок, чтобы защититься от холода, который, как она знала, ей предстояло пережить во время намечавшейся поездки. Вместе они были теплыми, как стеганое пуховое одеяло, даже слишком теплыми для нее, когда она суетилась по дому, готовясь к поездке. Она встала рано утром, еще до света, чтобы испечь особый хлеб. Она все еще чувствовала его аромат, стоявший в кухне, когда вразвалочку подошла к буфету и выдвинула ящик, в котором хранила пачку белой бумаги. Достав один лист, она дважды обернула им хлеб, прежде чем положить его в свою плетеную корзину. После этого бывшая повитуха аккуратно сдвинула буханку в сторону, чтобы освободить место для других продуктов, которые она собрала с собой: баночек с вареньями, которые она наварила прошлой весной, леденцов, которые они приготовили вместе с дочерью, штруделей с маком. В кладовой она взяла с полки несколько флаконов со своим зельем, свежую порцию которого она приготовила на днях. Тетушка Жужи завернула каждый флакон в белую бумагу и аккуратно положила все склянки на дно корзины. Затем она подошла к своему пальто, надела его и туго затянула пояс. Повесив корзину на руку – для этой поездки ей нужна была только одна корзина, – она направилась к двери. Когда на тетушку Жужи на улице пахнуло обжигающе холодным, порывистым ветром, она поняла, что была совершенно права, надев дополнительные юбки.

Бывшая повитуха низко опустила голову, защищаясь от холода и ветра. Глядя на свои старые черные ботинки, она осторожно ступала по обледенелым участкам, образовавшимся после недавнего ледяного дождя. Она подняла глаза только тогда, когда добралась до улицы Арпада. Окна корчмы семьи Цер в этот час все еще были закрыты ставнями. Улица выглядела совершенно пустынной. Дворняги, которые обычно слонялись по ней, ушли спать в более теплые местечки.

Тетушка Жужи повернулась к дому Марицы. Поскольку на улице никого не было, она остановилась, чтобы все хорошенько обдумать. За более чем два года, прошедших со смерти Михая, она не перемолвилась с Марицей ни словом, даже когда в деревне распространились странные слухи о том, что Франклин и Марселла вот-вот получат фамилию Шенди. Марица публично объявила, что решила официально усыновить Франклина и удочерить Марселлу.

Тетушка Жужи медленно приблизилась к забору дома Марицы. Сгнившие доски были недавно заменены, и до сих пор ощущался запах свежесрубленного дерева. Бывшая повитуха прижалась лицом к забору и прильнула глазом к щели между досками, чтобы окинуть взглядом владения Марицы. Крыша была покрыта красивой черепицей, хлев переложили свежим брусом, установив новую дверь. Больше всего тетушку Жужи раздражало то, что повозку, запряженную одной лошадью, сменили на богато украшенный экипаж, запрягаемый двумя лошадьми, который в снежную погоду можно было превратить в сани. Этот экипаж был слишком хорош, чтобы бывшая повитуха могла это спокойно вынести. Она оттолкнулась от забора и смачно плюнула на него, испустив проклятие в морозный воздух. Затем она выбралась обратно на улицу и пересекла улицу Арпада. Ее слюне предстояло висеть неровным комком, примерзшим к забору, до ближайшей оттепели.

Когда тетушка Жужи добралась до отделения почты и телеграфа, ее сын уже ждал ее на улице с почтовой повозкой. Она подождала, пока он принесет мешок с почтовыми отправлениями и забросит его в повозку. В то время как почтмейстер доставлял почту в Надьрев, ее сын развозил ее по окрестным деревням. Тетушка Жужи негромко хмыкнула, садясь в повозку. Подняв одну ногу, она перебросила ее через бортик и поставила на пол повозки. После этого она ухватилась за бортик и перевалилась внутрь, с глухим стуком опустившись на покрытую инеем скамью. Сев, она выпрямилась и отдышалась. Затем она подтянула к себе корзину и начала поправлять свое пальто, дергая его то в одну, то в другую сторону, пока, наконец, не устроилась так, как ей хотелось. В знак того, что ей наконец-то стало комфортно, она затянула пояс. Ее ботинки утонули в сене, набросанном на дно повозки, что было весьма неплохо для поездки по холоду.

Ее сын также забрался внутрь. Потянувшись за одеялом, которое он держал в углу повозки, он расстелил его на коленях матери и на своих собственных ногах. За ночь на шерстяной ткани образовались крошечные кристаллики льда, которые сверкали в раннем свете дня.

Тетушка Жужи снова потянулась за своей корзиной и, проверяя, слегка похлопала по ее содержимому. У нее было с собой запасов мышьяка больше, чем она брала когда-либо прежде. Так много отравы она еще никогда не выносила из дома.

Ее сын тряхнул поводьями, лошадь выбралась на проезжую часть и побежала медленной рысью по улице Арпада. Выехав из деревни, они направились в Тисакюрт, где жила двоюродная сестра тетушки Жужи. Настало время развивать бизнес, и Кристина Чордаш была как раз тем партнером, которому бывшая повитуха всегда могла довериться, поскольку это был член ее семьи.

Часть вторая

Расследование 1929 года

Секрет Эбнера

Вена, Австрия Январь 1929 года

Кафе «Лувр» располагалось всего в нескольких метрах от отделения почты и телеграфа и офиса новой радиостанции «Радио Австрии», поэтому его называли «кафе для журналистов». Репортеры, спеша уложиться в срок, набрасывали в этом кафе свои новостные сообщения, затем перебегали улицу и отправляли их по телеграфу или же по телефону своим редакторам. Для иностранных корреспондентов кафе «Лувр» играло роль своего рода негласного пресс-центра. Они даже обучили метрдотеля Густава работе редакционного рассыльного. Густав хранил на полках вдоль стены кафе запас газет, а за прилавком кондитерской секции – стопку бумаги, чернила и карандаши. Репортажи с последними новостями для отправки в редакцию направлялись непосредственно ему, минуя официальный пресс-центр, который был оборудован для репортеров в отделении почты и телеграфа.

Джек Маккормак и его жена Молли прибыли в Вену перед Новым годом. Редакция издания «Нью-Йорк таймс» перевела его сюда из Лондона, назначив новым руководителем бюро в Вене. Зона ответственного этого бюро была весьма обширна, она включала Чехословакию, Румынию, Болгарию, Королевство сербов, хорватов и словенцев[30], а также Венгрию. Джек Маккормак хорошо знал эти страны и прекрасно