— Я бы бросил это в печь.

Я неприкрыто вздохнул и пошёл в сторону печи.

— Но ты можешь попробовать сделать из этого что-то дельное, — донеслось мне вслед.

Я остановился и пошёл обратно к нему. Он протянул мне нож-косяк. Косое лезвие ножа было очень короткое, всего три пальца в длину и два в ширину.

— Садись напротив и смотри, — сказал он, когда я взял нож.

Григорий взял всё ту же заготовку, что сам обстругал ранее топором, и начал её обстругивать ножом. Мне казалось, что он режет не дерево, а масло — так у него это получалось ловко и без усилий.

Не прошло и получаса, как в его руках уже была полностью гладкая ложка с простым геометрическим узором на ручке, у которой надо было лишь черпало выстругать.

— Держи, — протянул он мне свою незаконченную ложку. — Попытайся сделать нечто подобное из своей. Потом покажу, что дальше делать.

Я взял «подарок» и табуретку, на которой сидел, и смиренно пошёл обратно в угол мастерской, где я никому не мешал.

Резьбой по дереву мои потуги было сложно назвать, но, к моему удивлению, это занятие мне понравилось. Оно меня даже как-то успокаивало, что ли. В итоге я даже решил, что резьба по дереву — это находка для лентяев: сидишь себе, мечтаешь обо всём на свете, а руки что-то делают, и даже со стороны кажется, что ты делом занят. Не подкопаешься, в общем.

В мастерской я теперь проводил почти весь день, отлучаясь лишь после полудня на час-другой размяться на местной арене для поддержания здоровья. Чем я занимался в мастерской? Часть времени что-то делал сам, часть — наблюдал за Григорием и пытался повторить, а часть — просто наблюдал.

День на третий у меня уже начали получатся вполне сносные ложки. На выставку не возьмут и другу не подаришь, но есть кашу посреди леса можно. До «резьбы» в смысле нанесения узоров я не дошёл и на день шестой, поэтому из подмастерьев не спешил уходить.

Когда с улицы послышались крики, визг и несвойственная этому месту суета, я как раз доделывал обратную сторону черпала, пытаясь ее скруглить как можно лучше.

Крики продолжались, и моё разгорающееся любопытство всё настойчивее гнало меня посмотреть, что же там происходит.

— Я сейчас вернусь, — сказал я Григорию, откладывая своё творение в сторону, но тот даже не обратил на меня внимания, погруженный в свои мысли.

Я вышел на улицу, но от этого ничего не прояснилось. Женщины бегали по улице и хватали детей, загоняя их по домам. Причём, как я понял по возмущению детей, загоняли тех, кто ближе к их дому и не всегда своих.

Мимо меня пробежали двое воинов в сторону центральной площади. Я посмотрел им вслед и разглядел в небе над площадью двух парящих грифонов.

«На них напали, что ли?» — подумал я, но вместо испуга, сочувствия или желания помочь испытал лишь азарт предвкушения того, что сейчас, наконец, в этом скучном месте произойдет что-то интересное.

Воодушевлённый этим открытием, но всё же пытаясь не выказывать своей безудержной радости на лице, я побежал вслед за воинами.

На площади я был через несколько минут. Здесь уже было с два десятка воинов и следопытов. Все они были со взведёнными арбалетами, но в грифонов пока никто не целился.

Я огляделся — увидел Яромира, задумчиво смотрящего в небо, и быстрым шагом пошел к нему.

— Яромир, мне их убить или поймать? — спросил я, останавливаясь от него в трёх шагах.

Яромир на меня внимательно посмотрел и спокойно сказал:

— Поймай.

— Наездники нужны живыми? — уточнил я.

— Нет.

Я задрал голову к небу и с минуту следил за траекторией движения грифонов. Мне совсем не хотелось, чтобы они грохнулись на крышу чьего-то дома, где сейчас могли быть люди, и я терпеливо ждал, пока оба окажутся ровно над площадью. На их же беду оба наездника кружили друг вокруг друга, и ждать мне пришлось недолго.

Я быстро вскинул руки вверх, и от кончиков моих пальцев в небо потянулись две ломаных, еле светящихся линии, разветвляющихся на такие же ломаные светящиеся отростки. Я успел заметить, что грифоны почувствовали неладное, дернулись в разные стороны, но не успели — каждого проткнуло с десяток светящихся жал и будто за веревку притянуло к земле. Не прошло и мгновения с тех пор, как я вскинул руки, а оба оглушенных грифона уже валялись посреди площади.

Я тут же подбежал к ним и накрыл обоих коконом-клеткой.

Сокроет кокон, как стеной,

Грифонов двух передо мной.

От них на пятнадцать шагов

Я добавляю земных оков.

Не проломить им эту стену

И не избавиться от плена,

Не улететь, не убежать,

Никак иначе не удрать.

По клетке молнии бегут —

Врагов надёжно стерегут.

И лишь покину я границы,

Пусть клетка синим заискрится.

Я развернулся и пошёл обратно к Яромиру, и вскоре за моей спиной синеватой дымкой вспыхнула полусфера купола с таким же синеватым «дном» под грифонами.

— Они живы? — спросил Яромир, когда я к нему подошёл.

— Должны быть, — ответил я. — Из того, что я видел ранее, грифоны при падении с такой высоты всегда выживали. Но не берусь гадать, когда они очнутся. Пока они в моей клетке, никому здесь ничего угрожать не должно.

— Сколько времени ты их можешь удерживать?

— Дня три-четыре, если они будут особо агрессивно пытаться удрать из плена. А так — где-то до недели, но через три дня мне понадобится помощь — следить, чтобы я не уснул.

Хоть мои заклинания и не разрушались из-за того, что я засыпал, но с грифонами я не мог себе позволить так рисковать. Если что-то пойдет не так и они высвободятся, то сожрут тут всю Яренку вместе со мной, а быть съеденным в мои планы не входило.

— А у вас есть… — начал спрашивать я, как на всю площадь разнеслось:

— Мирияра под стражу!!!

Я удивленно обернулся на звук и увидел молодого воина, бегущего к нам со всех ног.

Яромир то ли не удивился, то ли сориентировался быстрее, и тут же скомандовал двум ближайшим к нему воинам:

— Мирияра под стражу! Он или дома, или на ристалище Касты Следопытов. Привести его сюда незамедлительно!

Воины