Я сидел в углу ринга и ополаскивал рот, когда ко мне подошел Джордж и шепнул на ухо:

– Молодец, парень, а теперь сбавь обороты.

По правде говоря, я уже чувствовал усталость. Мои кулаки были содраны в мясо, губа разбита, бровь рассечена, а лицо горело от пропущенных ударов. Каждый вдох обжигал легкие дикой болью в боку, кажется, из-за сломанного ребра.

В третьем раунде бой стал еще жестче, как будто мы оба хотели убить друг друга. Точнее, Гепард хотел убить меня. Он ударил меня коленом в живот, и на несколько секунд я утратил способность дышать. Выпрямившись, я разбил лбом его нос и отшатнулся на пару шагов назад. Из моей брови снова хлынула кровь, застилая глаза и мешая видеть противника. Голова гудела от боли и нескончаемых криков зрителей.

Когда Гепард набросился на меня с чередой ударов, я ловко уворачивался и парировал их, но один я все же пропустил. Тяжелый кулак врезался мне в челюсть, и гул в ушах сменился странным звоном, а перед глазами все завертелось, словно узоры в калейдоскопе. Тело объяло чувством невесомости, а через секунду я соприкоснулся с прохладным матом, вонявшим потом и кровью. Рефери начал отсчитывать секунды, и я бросил все усилия, чтобы встать на ноги, потому что мне нужно было продержаться до пятого раунда.

– Тень! Тень! Тень! – скандировали болельщики, но это не помогло мне воспрять духом, как обычно показывали в спортивных драмах.

Я поднялся на четвереньки и стер с лица кровь, текущую из разбитой губы по подбородку, но тут боковым зрением увидел, что ко мне приближается Гепард. Он возвышался надо мной, а у него на лице горела животная ярость, смешанная с маниакальной радостью, словно происходящее приносит ему удовольствие. Его обезумевший взгляд напомнил мне другой – так похожий на этот.

Крики зрителей стихли, и я слышал лишь собственное тяжелое дыхание. Оно сплеталось с гулким биением сердца и звенело в ушах, пробуждая в голове картинки прошлого. Те, которые я запрятал глубоко-глубоко, мечтая забыть. Мой взгляд помутнел, тело налилось свинцом, но я все равно попытался встать, как вдруг тяжелая мужская нога пнула меня в живот. Я снова повалился на маты и весь сжался. Дыхание сбилось, и я никак не мог его восстановить – лишь хватал ртом воздух, но в грудную клетку будто залили цемент, который сковал легкие. Я не видел, не слышал ничего, кроме оглушительного стука сердца.

И голоса.

Голоса, который когда-то преследовал меня в кошмарах и который я надеялся никогда больше не услышать.

«Какой же ты мерзкий узкоглазый ублюдок».

Страх затопил мое нутро. Старые шрамы на руках пронзило острой, режущей болью, словно в них снова вонзились десятки осколков. Я хотел кричать, хотел вздохнуть полной грудью, но ничего не выходило.

Размытая фигура, возвышающаяся надо мной и так похожая на отчима, занесла ногу, чтобы снова меня ударить.

«Не надо, пожалуйста, дядя Саймон. Мне больно. Не надо!» – истошный детский крик разрушительной волной снес все мои защитные барьеры, которые я долгие годы выстраивал, и сердце затопила леденящая душу паника, погрузив меня во мрак.

Глава 24

Тина

Близился день ярмарки, и все свободное время я занималась подготовкой. По правде говоря, мне нравились хлопоты, связанные с организацией. И если бы не причина, по которой все это было затеяно, я бы получила колоссальное удовольствие, какое не испытывала ни в театральном кружке, ни на работе, ни на учебе, ни в спорте.

Для проведения мероприятия администрация кампуса выделила спортзал одного из учебных корпусов, и я решила украсить его в рождественском стиле. Вместе со студентами, которые вызвались помочь, мы развесили по залу диодные гирлянды и цветки омелы, украсили стены еловыми ветками и венками из остролиста, а по периметру расставили маленькие елочки. Майк – как оказалось, он был мастером на все руки – за несколько дней сколотил из деревянных панелей фасады домиков эльфов, чтобы разместить возле них наши будущие витрины.

Они с Лу очень помогли мне, и за эти дни мы втроем еще сильнее сблизились. Они делились советами и безумными идеями для развлекательной программы ярмарки, вселяли в меня надежду, что у нас получится собрать хорошую сумму, и всегда были рядом.

Но все это не дарило мне желанного покоя, потому что рядом не было Зака.

Он совсем отдалился и замкнулся в себе. Не отвечал на мои звонки и отделывался лишь редкими сообщениями, а сколько бы раз я ни приходила к нему в комнату, он постоянно отсутствовал. Я не могла винить его или осуждать за то, что он справлялся с болью как умел. Вернее, как привык. В одиночку.

Но как же я соскучилась… Мне не хватало его колких шуточек и хрипловатого смеха. Не хватало мягкого голоса, что пел мне вечерами песни старых рок-групп, которые я никогда раньше не слышала. Не хватало его объятий, крепких и страстных, но в то же время надежных и нежных. Мне не хватало моего Зака.

В субботу он собрался к Рири и сказал, что хочет поехать один. Я не стала навязываться, хоть и соскучилась по его сестре. Я понимала, что ему нужно побыть с семьей без посторонних.

Половину дня я провела в спортзале, где мы вносили последние штрихи в оформление зала и подготовку к предстоящей ярмарке. Вернувшись после обеда в общежитие, я позвонила Заку в надежде пообщаться с Рири по видеосвязи, но он снова не взял трубку.

Глубоко в душе я чувствовала обиду. Он избегал меня всю неделю, отдалился настолько, словно мы вовсе не были близки. Как будто он сомневался во мне, не доверял и не желал подпускать меня к себе, несмотря на наши взаимные признания в чувствах. Я изо всех сил гнала эти глупые обиды и старалась не навязываться, потому что именно в этом когда-то обвинял меня Джон.

В навязчивости, во внимании и заботе, которые буквально душили.

Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, я позвонила родителям, и они огорошили меня поразительной новостью.

– Дочка, на Рождество мы решили поехать к Эмме в Нью-Йорк. Она хочет познакомить нас со своим парнем и его родителями, – счастливо объявила мама. – Ты с нами?

Ее вопрос ввел меня в смятение. Я знала, что Зак и его семья придерживались другой веры и не праздновали Рождество, но мне все равно хотелось провести