Это так на них похоже. По крайней мере, на то поведение, с которым я уже знакома. Виктор прячется в своей комнате, наедине с компьютерами, Мэлис злится в одиночестве, а Рэнсом наводит порядок. Да уж, хоть кто-то из этой троицы должен быть спокойным и улаживать конфликты.

Я стою на месте еще пару секунд, раздумывая, что лучше: помочь Рэнсому или… пойти искать Мэлиса.

Из них троих с Рэнсомом разговаривать легче всего, и я до сих пор чувствую тепло от прикосновения его пальцев к моей щеке. Кажется, я ему небезразлична, не просто пешка в их играх, и всякий раз, когда он прикасается ко мне, сердце начинает сходить с ума.

Но не его я хочу видеть в этот момент. Не о нем я думаю.

Было бы безопаснее, если бы это был он – или настолько безопасно, насколько вообще возможно, учитывая то, кем эти парни были. Но все же.

Мэлис, скорее всего, сейчас даже смотреть на меня не хочет, и если я пойду его искать, то даже предположить не могу, что он сделает и что произойдет. Наверное, он обвинит меня в срыве сделки с бандой Донована, разозлится, что из-за моего присутствия сделке теперь конец, хотя именно он заставил меня переехать сюда.

Я все это знаю…

И все равно хочу его увидеть.

Похоже, я реально хочу умереть.

Следуя в том направлении, куда удалялись его тяжелые шаги, я иду в гараж и нахожу его сидящим в маленькой коморке, отделенной от основного помещения. Вообще-то я здесь раньше не была, но комната напоминает что-то вроде универсального помещения, с тренажерами, письменным столом и верстаком, на котором разложено множество тату-принадлежностей.

Мэлис сидит на одной из скамеек в центре комнаты, опершись локтями о колени, и наклонившись вперед, держит в пальцах стакан с виски.

Лампа на рабочем столе освещает пространство тусклым, теплым светом, и я с тихим щелчком закрываю за собой дверь, прислоняясь к ней спиной. Он точно знает, что я здесь, но сначала не поднимает глаз. Мэлис отхлебывает из стакана, и я вижу, как он смотрит на виски, словно хочет поджечь его взглядом.

У меня пересыхает во рту, и мне приходится заговорить, чтобы справиться с комком в горле.

– Спасибо, – наконец шепчу я.

Его губы кривятся.

– Я же сказал – не благодари меня за всякое дерьмо.

– Знаю. Просто… – Я сглатываю. – Мужчины всегда плохо ко мне относились. Почти все мужчины, которых я когда-либо знала. И никто никогда раньше не вступался за меня.

Мэлис фыркает, качая головой. Когда он поднимает на меня взгляд, я вижу в его глазах затаенный гнев. У него жесткое выражение лица, и странно, но оно ему действительно идет. Оно выгодно подчеркивает резкость его скул и темно-серые глаза.

– А еще я просил тебя не делать из меня героя. Я ничем не отличаюсь от других мужчин, – говорит он, и на этот раз его голос не звучит так уж раздраженно. Просто устало и слегка горько. – Я предупреждал тебя не делать этого, солнышко. Ты выставляешь меня каким-то гребаным рыцарем, а я им не являюсь. Я никогда им не буду.

По сути, это те же слова, которые он сказал, когда я благодарила его в последний раз, только другим тоном, и теперь, когда у меня есть более четкое представление о том, кто он такой, я знаю, что это одновременно и правда, и нет. Он столько раз угрожал убить меня, а он делает все, что ему заблагорассудится, когда вздумается.

Он определенно плохой человек, и я не могу притворяться, будто это не так.

Он убил бы меня за секунду при нашей первой встрече, если бы не вмешался Рэнсом. Если бы я хоть подумала переступить черту и выдать их, он бы выследил меня и заставил заплатить за проступок, и, вероятно, даже не постыдился бы этого.

Мэлис без колебаний совершает плохие поступки, когда это необходимо, и делает это яростно и жестоко.

Но в то же время, это еще не все, что в нем есть.

Я видела небольшие проблески другого Мэлиса, несмотря на весь этот звериный гнев. И ярость. Он делал многое, чтобы помочь и защитить меня – даже ценой вещей, которые были ему нужны. Как, например, сегодня, когда он напал на члена банды, с которой они хотели заключить сделку только потому, что тот дотронулся до меня и сказал что-то жуткое.

Я долго прокручиваю все это в голове, молча размышляя.

– Ты прав. Может, ты и не рыцарь, – шепчу я наконец. – Но… может, мне и не нужен рыцарь. Может, я хочу чего-то темного.

До той ужасной вечеринки братства я бы подумала, что Колин как раз из тех самых рыцарей. Мне казалось, он простой и приятный человек, безобидный, на которого я могу положиться. Считала, что он не причинит мне вреда. Но, в конце концов, он оказался хуже, чем Мэлис, который с самого начала не скрывал своей сути.

Мои слова оказывают мгновенный эффект, и Мэлис вскидывает голову. Резко смотрит на меня, ставит бокал и плавным движением поднимается со скамейки. Затем он направляется ко мне – его длинные мускулистые ноги мощными шагами сокращают расстояние между нами. Я застываю как статуя, когда он останавливается менее чем в футе от меня, и почти беспомощно гляжу на него снизу вверх.

Все в Мэлисе такое грубое и первобытное. Он заполняет пространство комнаты своим доминирующим присутствием, из-за чего становится трудно дышать или сосредоточиться на чем-либо, кроме него и того, как близко он находится.

Мэлис берет меня за подбородок и чуть приподнимает мое лицо. Я чувствую шершавые мозоли на его пальцах. Он намного выше меня, но когда он опускает голову, наши лица оказываются так близко друг к другу, что его дыхание овевает мою кожу, и я чувствую исходящий от него запах виски. Я не двигаюсь, едва дышу, глядя на него исподлобья, в то время как напряжение растет и заполняет крошечное пространство между нами.

– Будь осторожна в своих желаниях, солнышко, – бормочет он. – Ты говоришь, что хочешь кого-то темного, но не думаю, что ты реально понимаешь, что это значит. Я мог бы так легко сломать тебя. Уничтожить тебя.

Это определенно не первый раз, когда Мэлис угрожает мне, и, вероятно, не последний. Но этот случай… отличается от предыдущих.

Это не угроза убийства, как было в прошлом. Не угроза того, что случится, если я перейду границы и сдам их,