– Ого! Какие чудесные новости! А сколько еще продлится командировка?

– Примерно полгода.

– То есть через полгода вы вернетесь в Брисбен? – Снова подступают слезы. Стараюсь их не показывать, но глаза уже жжет; наверное, они даже успели покраснеть.

– Именно так.

Бабуля слышит обрывок нашей беседы и присоединяется:

– В Брисбен? Надо же, я и не думала, что вы когда-нибудь вернетесь домой, Пат.

Папа пожевывает кусочек хлеба. Он кивает, но я чувствую, что бабулин завуалированный укор его задел. Тема карьеры стала для них яблоком раздора: бабуля считает, что папа предпочел семье работу и что ему надо восстановить баланс, а папе не нравится, что она лезет в его дела, о чем он не раз говорил напрямую. Мне же он твердит, что нужно сосредоточить все силы на карьере, потому что только она и принесет удовлетворение от жизни, но я с этим не соглашаюсь, и бабуля меня поддерживает.

Сколько раз уже у нас случались такие разговоры! Обычно они проходят так. Я говорю, что мечтаю о семье. На что папа замечает: «Она у тебя уже есть». А я уточняю: «Хочу настоящую семью, которая каждый день собирается за обеденным столом; хочу проводить время с близкими, а не работать сутки напролет». Папа парирует: «Можно успевать и там, и здесь. У меня же получилось». Тут мне приходится прикусить язык, иначе того и гляди ляпну, что в детстве я отца толком не видела. Для меня он был человеком в костюме, который не на шутку пугал резким голосом и сверкающей обувью, а в те редкие вечера, когда он появлялся у нас дома, непременно напоминал мне, что надо слушаться и хорошо учиться. Мне не хочется говорить ничего такого, я ведь собрала родню, чтобы найти общий язык, а не ссориться. Хотя бы сегодня.

– Какое счастье! – вставляю я, взяв на себя роль миротворца, лишь бы только сгладить острые углы давней распри. – Мы очень ждем вашего возвращения! Да, бабуль?

Ба изображает теплую улыбку.

– Ну конечно. Поскорее бы.

– А Броуди-то как рад будет! Чудесно, что бабушка с дедушкой поселятся неподалеку, – подхватывает Бен. – Жаль, мои родители далеко… – Пока неизвестно, когда они смогут нас навестить, и Бена это очень расстраивает, но я обычно пытаюсь его отвлечь, отпуская шуточки про свои семейные неурядицы. А теперь мои родители переберутся в наши края и, может, даже будут принимать активное участие в воспитании нашего сына – кто бы мог предсказать такой поворот сюжета?

Солнце прогревает уголки крыльца, льет горячие лучи на половицы. Оно такое яркое, что больно смотреть. Светило медленно опускается за горизонт, расчерчивая золотистыми мазками небо цве́та сладкой ваты. Две сороки прыгают по перилам крыльца, вертят головами, разглядывая убранство стола черными глазками-бусинками. Броуди лежит на спине на коврике у задней двери. Я вижу, как он дергает маленькими ножками и шлепает ладонью по разноцветному мобилю, подвешенному над ним. До чего же важно, что у ребенка в грядущие годы будет возможность когда угодно общаться с дедушкой и бабушкой.

Ба заходит в дом с пустым бокалом – пошла искать бутылку шерри, не иначе. Надо пойти за ней и сказать, что у нас его нет. Знаю, она любит это вино, но я не успела заранее затариться в алкомаркете. Бен, благослови его бог, юркает в дом следом за ней. Наверняка предложит ей бокальчик муската из холодильника. С облегчением выдыхаю и откидываюсь на спинку стула.

Папа доедает рис с курицей и абрикосом, кладет вилку. Его что-то тревожит: на лбу между кустистых седоватых бровей залегла складка.

– Хочется тебе на пенсию, пап?

Он задумчиво хмыкает.

– Думаю, это будет не совсем пенсия. Я поговорил с начальством о работе в Брисбене. Возможно, мне подыщут что-нибудь в Торгпредстве.

– Отличная мысль!

– Твоя бабуля едва ли будет в восторге, – подмечает он и тянется к бокалу с пуншем.

– Просто она за тебя беспокоится, пап, – поясняю я.

– Серьезно?

– Конечно. Она же тебя любит.

– Вот уж не знаю. Наверняка у нее есть ко мне материнская привязанность, но это естественно. А вот ласковой она никогда не была. Хотя для ребенка это очень важно.

– Знаю, пап. Но у нее ведь было непростое детство. Давай сделаем на это скидку.

Папа хмурится.

– Ну да, она росла в бедности, но ведь многие так жили.

Прочищаю горло. Много ли он знает о бабулином прошлом? Трудно сказать. Наверняка что-то да выяснил за долгие годы, даже если бабушка с дедушкой не делились воспоминаниями.

– Ты ведь знаешь про фермерскую школу Фэйрбридж?

– Слышал. Родители про нее упоминали. Там же мама училась, да? Где-то рядом с Оринджем.

Даже не понимаю, с чего начать. Меня поражает, до чего мало папе известно о собственных родителях. А потом я вспоминаю, что и сама ничем не лучше – во всяком случае, так иногда кажется. Как же часто мы принимаем родителей как должное, забываем по-настоящему близко с ними познакомиться, только и знаем что их любимые напитки и хобби, а еще время, за которое они впадают в дрему, если прилягут на диван. Более глубинные вещи – реальность, которая сформировала личность отца и матери, – нас не интересуют. Мы слишком сильно зациклены на быте.

– Да, именно. Их с дедулей отправили в Австралию из Англии. Они приехали сюда одни, без родителей, и росли на ферме рядом с Молонгом. Там содержали детей из бедных семей и сирот, учили работать на ферме и в обслуге. Их некому было приласкать, никто их не любил и не учил любви. Так что бабуля с дедулей воспитывали вас с тетей Соней как умели.

Папа потирает лоб, крепко зажмуривается.

– Надо побольше разузнать о прошлом, конечно, но беда в том, что они оба с ума меня сводят. Сам не понимаю почему. Слишком много воды утекло, наверное.

– В твоих силах все исправить, – уверяю я.

Достаю из кармана телефон, пролистываю фотографии Броуди в галерее и добираюсь до снимков Фэйрбриджа. Я сохранила их на телефон: фото, которое сжимала в руке бабушка, когда упала и сломала лодыжку, кадры с долговязыми улыбчивыми ребятишками, найденные в Сети.

Стул рядом с папой свободен, я пересаживаюсь туда и показываю фотографии.

Папа медленно разглядывает их, обдумывает увиденное.

– Поразительно, но они толком и не рассказывали мне об этом месте и о том, как вообще туда попали. Они приехали без взрослых, говоришь?

Я киваю:

– Да. Точно не знаю, что случилось, бабуля не рассказала, но они как-то попали на корабль, поплывший из Лондона в Сидней. Ба была с Шарлоттой, а дедуля один. Как-нибудь расспроси ее о детстве.