Савинский.

166. Российский посланник в Софии А. А. Савинский министру иностранных дел С. Д. Сазонову

Телеграмма

№ 273. 9/22 сентября 1914 г.

Личная.

Получил № 2787[334].

Моя беседа с Радославовым, о которой Вы запрашиваете подробности, изложена в № 241[335]. Так как в то время болгарские порты были уже минированы, и мера эта была направлена против нас, и так как я знал, что накануне в министерском совете обсуждался вопрос о возможности нашей войны с Турцией и нашей высадки в Болгарии, то, понятно, в течение полуторачасового разговора мною был затронут вопрос, какое положение заняла бы тогда Болгария. Я оговорился при этом, что говорю по личной инициативе, под свежим впечатлением шага, сделанного послами Тройственного согласия в Константинополе[336]. Коснуться этого вопроса я считал вполне необходимым, так как тогда шла деятельная работа немцев увлечь Болгарию в союзе с Турцией, конечно, не прямо против России, а против Сербии. В то же время я считал нужным разъяснять чуть не ежедневно Радославову гибельность политики, на которую его толкали наши враги. Беседа эта имела свое действие, которое сейчас же старались парализовать австрийский и германский посланники и сочувствующие им болгарские министры. Кроме указания на гибельность для Болгарии идти по пути, указываемому ее врагами, я ни в какие подробности не входил и, в частности, на высадке наших войск в Болгарии не настаивал, а заметил только чисто академически, что даже если бы нам нужно было бы высадиться в Болгарии, то болгарский солдат не стрелял бы в русского. Радославов, вполне согласившись с этим, сказал, что правительство еще не обсуждало вопроса о возможности нашей высадки. Я тут же уличил его в неправде, так как знал, что министерский совет не только занимался этим вопросом, но и решил, во внимание к вышеизложенным соображениям, силою не противиться, а только протестовать перед Европой; при этом я заметил, что протестовать перед Европой трудно, так как теперь она вся делится на два враждебных лагеря; тогда Радославов с живостью возразил: «Будем протестовать перед историей» и, выдав себя этими словами, был смущен. На сочувствие же к России болгарского общественного мнения я, конечно, указывал, так как это истинная правда. Ко мне по нескольку раз в день поступали и поступают письменные и устные заявления учреждений, групп и отдельных лиц с выражением самых горячих чувств государю императору и России, с предложением услуг добровольцев и т. д. Я указал Радославову, что правительство систематически подавляет эти чувства, что мне тоже документально известно, и что, таким образом, оно ведет политику вразрез с общественным настроением. В ответ на мои замечания Радославов, фактически делавший против России всякие гадости, утверждал 19-го, впрочем, как и ранее, что против нас никогда не пойдет и что он «скоро докажет, что он друг России». В разговоре 24 августа, происходившем уже после наших побед над австрийцами[337], он пошел дальше и сказал, что Болгария не пойдет не только против России, но и против славянства. Резюмирую: на необходимости высадки наших войск отнюдь не настаивал; на сочувствие к России болгарского общественного мнения указывал; Радославов о сопротивлении нашей высадке не говорил, но сказал, что на нее последовал бы, во имя нейтралитета, платонический протест перед Европой. С тех пор здешние настроения переменились, и тот же Радославов не только болгарам, но и дипломатам говорил, что, в случае выступления Румынии, Болгария пойдет с Тройственным согласием. Не имея указаний вступать в официальные разговоры по этому поводу, воздерживаюсь затрагивать этот вопрос.

Савинский.

167. Российский посланник в Софии А. А. Савинский министру иностранных дел С. Д. Сазонову

Телеграмма

№ 390. 19 октября ⁄ 1 ноября 1914 г.

№ 2[338].

Ввиду оборота, принимаемого событиями[339], почитаю долгом несколько подробнее остановиться на характеристике общественно-политического настроения в Болгарии в связи с русско-турецкой войной. Все без исключения партии и органы печати указывают на чрезвычайную важность Турции для всех балканских государств, а особенно для Болгарии, причем органы демократов-народников и радикалов, а равно и лидеры их, открыто высказывают необходимость для Болгарии примкнуть к России, Франции и Англии. Правительство, в лице Радославова и Фичева, в заверениях своих не делать ни малейшего жеста, неугодного России, кажется мне теперь, несомненно, искренним, и думаю, что при вероятной дальнейшей эволюции ему не трудно будет перейти от этого отрицательного благожелательства к активной с нами солидарности. Даже так называемые «русофобские» круги начинают признавать, что вне России нет будущего благоденствия Болгарии. Мне говорили, что такие заявления делали Геннадиев и Радев, посланник в Букаресте, на днях побывавший в Софии, а бывший помощник главнокомандующего Савов прислал доверительное лицо сказать Тодорову, что, по его мнению, пришел момент активного выступления Болгарии при условии, если Россия гарантирует ей: 1) Македонию, согласно договора 1912 г.[340], и границу Мидия — Энос[341], 2) безопасность тыла со стороны Румынии, 3) безопасность черноморских берегов и 4) свободу командования над болгарскими войсками. По слухам, которые я еще не успел проверить, в этом же смысле Радославов высказался сегодня перед популярным в Болгарии корреспондентом «Times» Ваучером. Условия эти Савов желает обсудить с Тодоровым; для этого между ними уговорена встреча на этой неделе, после чего Савов будет добиваться аудиенции у короля, дабы воздействовать на него в этом смысле. Сам король, по-видимому, тоже склоняется перед очевидностью и, в сознании решающей роли России в судьбах балканских народов, спросил через Фичева мнение Тодорова о политическом моменте. Тодоров, так же как и Малинов, решивший испросить на днях аудиенцию ввиду серьезности минуты, изложил Фичеву единственно спасительную, по его мнению, политическую программу Болгарии в смысле единения с Россией. Лично я думаю, что два факта — преобладание наше на Черном море и благожелательное нам поведение Румынии — устранят последние колебания правящих сфер в Софии, которые ожидали и ожидают нашего предложения об активном выступлении. Радославов при последнем свидании со мною, по-видимому, ожидал от меня именно подобного требования, и когда я сообщил ему о Вашем предложении лишь воздерживаться от всякого враждебного выступления против Сербии, то он, как я телеграфировал за № 381[342], тотчас же поспешил дать мне усердные уверения в этом смысле. Шефы же оппозиции, узнав об этом требовании, столь, по их мнению, невинном, объясняли воздержание Ваше от предложения активного выступления тем недоверием к настоящему кабинету, которое естественно должно было укрепиться в Вас на основании всего его предыдущего поведения. Не