Шрифт:
Закладка:
– Бриллиаант! – снова зовет мужской голос, и я задыхаюсь; адреналин в моей крови слишком высок.
Их голоса еще относительно далеко, но я не заметала следы. Не было времени. Я понятия не имею, знают ли они, как выследить меня, – скорее всего, нет, – но это и неважно. Франческа точно умеет это делать, ведь она сама охотилась на меня, когда мы тренировались перед выбраковкой.
Я нахожусь на двадцатом вагоне, когда снова спотыкаюсь, и на этот раз падаю. Лицом вперед, неловко приземляясь на руки и колени, и от удара все мое тело охватывает боль. Сумка летит из рук, и из нее вываливается еще одна гребаная бутылка с водой. Опустив голову, пытаюсь отдышаться.
Вдох-выдох. Вдох, черт, я просто не могу дышать.
Мое онемевшее лицо перекашивается, и по горлу, словно маленький паучок, ползет всхлип.
Продолжай бороться, детка. Продолжай сражаться.
Я больше не знаю как, Зейд. Я уже не знаю как.
Качаю головой, резко втягивая воздух, пытаюсь взять себя в руки. Еще один вдох, и я заставляю себя подняться. На ладонях остаются кусочки камня, листья и палки.
Отряхнув руки, обвожу взглядом вагон рядом со мной. На вид он мало чем отличается от остальных: белый, ржавый, изъеденный коррозией, но к боку прикреплена лестница.
Если я задержусь здесь, они найдут меня, поэтому мне нужно найти место, чтобы спрятаться и восстановить силы. Я все еще в состоянии шока, и мое тело уже начинает отключаться от него и переизбытка адреналина.
Вытерев нос, снова собираю свои скудные пожитки, беру пакет в одну руку, а другой хватаюсь за холодный металл лестницы.
– На водосточную трубу лез крошка-паучок, – хрипло бормочу я.
Промахиваюсь мимо перекладины и снова соскальзываю. Колено ударяется о металл, и по ноге прокатывается волна боли. Шипя, я все же поднимаюсь и пробираюсь к середине вагона. Добравшись до люка, поворачиваю рычаг и дергаю его, расходуя последние крохи своей энергии.
– Вдруг грянула гроза, и смыло его в сток[11].
Заглядываю в вагон и не вижу ничего, кроме растений, проросших сквозь щели. Может быть, я и забираюсь прямо в свою могилу, но лучше умереть здесь, а не в том доме.
Да, думаю, это неплохое местечко для смерти.
* * *
Просыпаюсь от того, что по моей ноге что-то скользит. Меня мгновенно охватывает паника, и я подскакиваю, на кончике моего языка замирает тонкий вскрик.
На какое-то мгновение мне кажется, что я снова в том доме, сижу на теле Сидни с ручкой в руке.
Несколько раз глубоко втягиваю воздух, чтобы унять панику и заставить зрение привыкнуть к окружающему освещению.
Тяжело дыша, опускаю глаза и замечаю, что мои руки все еще в крови. Кровь пропитала мою одежду, она на руках и ногах. Кожа зудит и раздражена, и я почти чувствую, как она отслаивается от меня.
Задыхаясь, замерзая и испытывая дискомфорт, оглядываю внутреннюю обстановку вагона, в котором нахожусь. Сквозь щели пробиваются заросли, здесь грязно и душно, но в остальном – больше ничего нет. Я оставила люк на крыше приоткрытым, и через него проникает утренний свет, дающий достаточное освещение, чтобы рассмотреть окружающее пространство.
Из моего горла вырывается стон, спина болит от долгого неудобного положения. В этот момент я внезапно замечаю, что в нескольких метрах от меня сидит коричневая белка, обнюхивает землю и внимательно следит за мной.
– Привет, милашка, – шепчу я хриплым со сна голосом.
Цокаю языком и с абсолютным восхищением наблюдаю, как она медленно приближается, пока не оказывается в нескольких сантиметрах от меня. Пытаюсь ее погладить, но белка отпрыгивает в сторону, и я сдаюсь.
– Как тебя зовут? – шепчу я, улыбаясь, когда она запрыгивает мне на ногу и ее маленькие коготки впиваются в ткань моих штанов.
Несколько минут мы с любопытной белкой наблюдаем друг за другом, и впервые за несколько месяцев я чувствую себя немного легче. Это маленькое существо такое крохотное и незначительное для большинства, но я смотрю на то, как оно чистит свою маленькую мордочку, и у меня на глаза наворачиваются слезы. Я так долго была окружена живыми трупами, что видеть что-то по-настоящему живое – это потрясение.
Шмыгаю носом, вытирая мокрые дорожки со щек, но на смену им приходят новые.
– Знаешь, моя бабушка любила наблюдать за белками из своего окна, – вслух говорю я. – Так что я буду звать тебя Мэй. Ее день рождения был в мае, и, думаю, ты бы понравилась ей.
Белка стрекочет и ползет по моей ноге к ступне. Я смеюсь от того, как она обнюхивает кончик моего ботинка, слегка задевая его носом.
А потом вижу краем глаза, что к нам спешит другая белка.
– О боже, так вас двое! – пищу я, стараясь не слишком шуметь.
Мэй спрыгивает с моей ноги и идет навстречу своей подруге. Парочка бежит друг за другом, вызывая у меня очередной приступ смеха.
Прямо к люку ведут несколько лиан. Белки взбираются по ним и протискивают свои пушистые тельца в щель, а я с нежностью и грустью наблюдаю за ними.
– Пока, Мэй, – шепчу я, ощущая, как в душе поселяется одиночество.
Вместо того чтобы позволить ему запустить в меня свои когти, я заставляю себя встать – спина и ноги болезненно ноют от каждого движения.
Мало что помню после падения в вагон, кроме того, что чуть не подвернула себе лодыжку, но потом, видимо, я отключилась. Судя по тому, что в проникающих лучах проглядывает голубой оттенок, сейчас раннее утро и прошло не более нескольких часов.
Они все еще ищут меня, в этом нет никаких сомнений, и я мучительно пытаюсь решить, стоит ли мне двигаться дальше или переждать, надеясь, что они откажутся от поисков в лесу. С ужасом жду того момента, когда брошенный поезд перестанет защищать меня.
После этого я окажусь на открытом пространстве, где защитой мне станут только два кухонных ножа.
Решив продолжить путь, не спеша съедаю батончик и запиваю его половиной бутылки воды, решив есть и пить понемногу. Мне так и хочется выбросить эти дурацкие бутылки за то, что они чуть не заставили меня попасться, но я не знаю, сколько времени мне предстоит провести в лесу, так что пока они нужны.
Когда я спускалась
