родственников, которые получили эти герцогства по протекции; это также указывало на смертельные опасности, присущие политике императора. Как заметил великий испанский гуманист Луис Вивес, все кризисы начинались в Италии.

В Италии имперская политика взяла на себя непосильную задачу. Существовали разногласия - как существенные, так и личные - между ближайшими советниками и соратниками Карла. Главным предметом спора был вопрос, может ли одна власть удерживать и защищать и Милан, и Нидерланды. Возмущение испанцев дорогостоящей политикой сохранения Милана дошло до критической точки в 1544 г., когда престарелый кардинал Толедо Хуан Пардо де Травера высказался против нее. С другой стороны, герцог Альба считал, что нужно отказаться от Нидерландов - этой непреходящей боли Испании. Но с имперской точки зрения Милан был гораздо более важен. Его доступ к альпийским перевалам делал Милан ключом к империи Карла в качестве порта и перевалочного пункта для Германии и Фландрии.

Без Милана - и Генуи - у империи не было надежды на установление своей власти в Средиземноморье. Более того, трио Милан - Неаполь - Сицилия дополняло старую каталоно-арагонскую политику со средиземноморским уклоном, которая вследствие открытий Колумба теперь расширилась и превратилась в «битву за Атлантику». Флотилии Карла в Атлантике и Средиземноморье постоянно подвергались нападениям и грабежам со стороны французских, турецких и мавританских кораблей. С 1521 г. испанцы прибегли к системе конвоирования судов, усиленной кораблями, патрулировавшими побережье между Гибралтаром, мысом Святого Винсента и Азорскими островами. Вооруженные скоростные суда были наготове, чтобы преследовать пиратов, особенно французских, которые затаились в засаде в ожидании кораблей с грузами серебра. Нормандский пират Жан Флёри, который в 1522 г. разграбил сокровища Монтесумы, закончил свою жизнь на виселице, осужденный на смерть Карлом V.

Император рассчитывал на эти сокровища из Америки для финансирования своей политики в Европе. Пора расследовать, каковы были цели этого худощавого, болезненного человека, который был римским императором, королем Испании и герцогом Бургундским, и особенно раскрыть, какое именно толкование он придавал «империи» и своим обязанностям, вытекающим из его разнообразных полномочий.

В своем политическом завещании (датированном 18 января 1548 г.) Карл V призывал своего сына Филиппа II никогда не забывать о Бургундии (nuestra patria - нашей родине): отсюда и борьба с королем Франции, который хотел забрать себе Бургундию. Но это цепляние за Бургундию также заметно содержит элемент «имперского романтизма» и универсалистской имперской идеологии, связанной с Данте. Когда Карл утверждает, что мира в мире можно достичь только благодаря существованию императора как верховного монарха (правителя), он ставит себя в один ряд с Данте и представлением об империи, существовавшим при сицилийском дворе Гогенштауфенов времен Фридриха II. Согласно этой точке зрения, imperium - Священная Римская империя является единственной гарантией мира в мире, единственным защитником церкви и христианства. Неудивительно, что в юности Карл тесно общался со многими поклонниками Данте, в частности Меркурино Гаттинарой - своим политическим наставником и пожизненным советником, который был родственником Данте и поборником его De Monarchia. Эразма попросили для имперской пропаганды выпустить новое издание этого парадигматического изложения римско-итальянско-имперской идеологии, но он отказался.

Точно так же, как бургундцы, главными выразителями этой имперской идеологии при дворе Карла были итальянские и испанские гуманисты, последователи Эразма. Концепция Рима как фактора обеспечения мира в мире уходит корнями в стоицизм императора Марка Аврелия, который умер в Вене. Тициан нарисовал Карла V как нового Марка Аврелия; Ариосто в «Неистовом Роланде» приветствует его как наследника и преемника христианского рыцарства Карла Великого. Применительно к Карлу V Ариосто адаптирует текст, обычно приберегаемый для Христа или папы римского: «E vuol che sotto a questo imperatore - Solo un ovile sia, solo un pastore». Когда один император правит (Карл V), тогда занимается заря мира; одно стадо - один пастух.

Этот идеологический «империализм» оказал огромное влияние и в Англии, и во Франции. Тюдоры полагались на имперскую традицию Каролингов - Оттонов - Гогенштауфенов, недавно возрожденную Карлом V, в своей борьбе с папой. Королева Елизавета прославляется как Астрея - дева, вводящая в золотой век. В своей поэме Faerie Queene («Королева фей») Спенсер присваивает евангелие мира Ариосто, которое тот адресовал Карлу V, и применяет его непосредственно к Елизавете. На деревянной гравюре того времени изображена королева между двумя колоннами: это Геркулесовы столбы, которые перешагнул Карл V в своем девизе Plus Ultra («Дальше предела»). Таким образом, одну черту английского империализма можно проследить до религиозно-политического империализма круга, сложившегося вокруг Карла V. Французские публицисты (Дюбуа, Постель, Бруно, Кампанелла) провозглашали «всехристианского короля» истинным преемником Карла Великого: он был dominus mundi, призванный править христианским миром. Таким образом, в XVI в. у итальянцев были два императора-спасителя на выбор: император и его французский подражатель. Луиджи Аламанни перенес прославление императора, автором которого был Ариосто, на короля Франции (в поэтическом романсе «Жирон иль Кортез», который он посвятил сначала Франциску I, а затем Генриху II). Во Франции влияние идей и тенденций, имевших хождение при дворе Карла V, почти не получало научного изучения, но главные указатели на него достаточно ясны: многочисленные имперские символы на виду у всех при торжественном вступлении Карла IX в Париж в 1571 г.; «Франсиада» Ронсара, в которой он представляет Карла IX как нового Августа; адаптация Карлом IX двух имперских колонн для своего собственного девиза. Томмазо Кампанелла - монах-доминиканец неортодоксальных взглядов, который провел много лет в страданиях в тюрьме в испанском Неаполе, выдвинул фигуру папы на роль всемирного монарха; позднее он перенес свое предпочтение на короля Испании и, наконец, бежав во Францию, - на короля Франции. Юность Кампанеллы совпала с ростом господства Испании в Европе; незадолго до его смерти родился ребенок, в лице которого Кампанелла приветствовал будущего «короля-солнце». Этим младенцем был Людовик XIV, по происхождению гораздо больше испанец, нежели француз.

Представления об империи, циркулировавшие в кругах при Карле V, имели сильное влияние в Европе и двух Америках. Но что думал сам Карл? Современная научная мысль ясно дает понять, что при формировании своей политики он не просто подписывался под идеями и теориями Гаттинары и итальянских и испанских гуманистов.

Девиз Plus Ultra, который молодой Карл выбрал для себя в 1517 г., может показаться прямо противоположным девизу Ne Plus Ultra древности. В Древнем мире люди, которые отваживались зайти за Геркулесовы столбы, поворачивались спиной к Средиземному морю - древней колыбели цивилизации, которую человек окружил кольцом своих богов и артефактов; за Геркулесовыми столбами лежала смерть и царили демоны. В 1552 г. Лопес де Гомара посвятил императору первую историю Америки - свою Historia