Шрифт:
Закладка:
«In my life there's been heartache and pain».
Рой закрыл глаза. Вот он, Энди. Сквозь туманную дымку. Замедленно. Ходит. Смеется. Говорит что-то. Только что? Он не может слышать. Далеко. Едва проницаемый туман. Изображение бледнеет. Смазывается. Маккене приходится закрыть глаза, чтобы разглядеть. Мальчишка стоит на парапете, распахнув ладони. Падает. Медленно. Очень. Рой чувствует… опять чувствует, как рвется сердце. Сквозь белесую дымку, едва перемещаясь, летят алые капли. Забрызгивают. Окрашивают кровавой краской. И зависают. Рой бежит, перевешивается через ограду, а Энди зовет его сверху. Сидит, обхватив колени. Смотрит через плечо… и отросшие волосы касаются зацелованных плеч…
«Have you heard
Have you tried to understand
It's all right
It gets easier with time
How are you
Are you ever coming back
I have changed
And I've realized I was wrong» (2)
Маккена вздрогнул и открыл глаза. Вода. Рассвет. Брызги. Шум перехлестывающихся крыльев. Выбеленные солнцем доски старого причала. И чайки. Кружат, выписывая в небе огромные круги. Энди! Он подарил ему чаек. И ангела. Он чистый… Я знал… Стив… Рой схватился ладонями за голову, словно старался сдержать начавшийся внутренний взрыв. Он вспомнил. Мальчишка включал ему плеер и говорил: «Слышишь? Чайки кричат».
«Ring my bell, ring my bells…
Ring my bell, ring my bells…
You move in closer
I feel you breathe
It's like the world just disappears
when you around me». (3)
Доски причала сухие. Шершавые. Кожа на спине нежная. Хорошо, что между ними, как спасение, футболка. Маккена держится на руках. Смотрит, не отрываясь. Припадает, целует, вновь отстраняется и опять смотрит. Энди хочется закрыть глаза. Так ощущения острее. Он проверял. Даже сомкнув веки, он чувствует взгляд Роя. Тот любит смотреть. У него так ощущения острее. Он говорил.
А сверху, выписывая широкие круги, чайки. И не улетают же! Бесстыдницы! Им бы смутиться и летать подальше. Так нет же! Галдят! И от этого у всех ощущения острее.
Рой вскочил и бросился к компьютеру. Программа, как назло, грузится бесконечно. Он видит отражение музы в темном экране. Она за спиной. Лежит на диване, изящно согнув одно колено и упершись рукой в затылок. Запрокинув голову, смотрит в потолок, покуривая тонкую лаковую трубку с китайскими иероглифами. Выпускает неровные кольца дыма. Опять болтает ногой. Бубенчики на золотом браслете, опоясывающем щиколотку, тихонько позвякивают в ритме движений. Маккена оборачивается.
— Тебе давно уже пора простить мне недостатки, — она говорит медленно, рассматривая только что подточенные ногти. — Ты же знаешь, их только два. Я курю, и у меня нет члена.
— Если б только это.
— Есть что-то еще?
— Твоя редкая способность появляться вовремя.
— Стараюсь.
— Что на сей раз?
— Твой ангел. Он требует моего вмешательства.
— Без этого никак?
— Назови хотя бы одну причину, по которой будет очевидно, что это не так.
Маккена открыл рот, собираясь поставить ее на место, но так и завис парализовано.
— Работай, а я покурю еще разок. Мне сегодня как-то лениво.
Рой нашел снимки с залива. Чуть больше трех месяцев назад. Ощущение, словно лет триста прошло. Тишина в студии плавится, выдавливая неясные звуки. Они вычерчиваются тонкими слоями. Накладываются один на другой, словно строят органическую молекулу. Она разрастается, становится объемной. Валентные связи накручивают нити запахов. Те сочатся сквозь кристаллическую решетку. Заплетают ее. Потаенная химическая реакция раскрашивает клубок. Он магнитом тянет ощущения… те оживляют вкус…
Маккена листает снимки. Вот оно!
— Я же говорила, — улыбается муза. — Мне уже немножко давно пора. Скоро уйду. Ты не возражаешь? Он все же классно целуется, и руки у него красивые…
Рой не ответил. Он понял наконец! Увидел! Пропустил сквозь себя. Выставка. Он доделает ее. Он видит каждое мгновение падения ангела. До последнего. Каждый миллиметр движения тела, рук, крыльев. Он явственно ощущает каждый изгиб, напряжение каждой мышцы… Чайки. Нужны чайки. Маккену трясет. Колокольчики ритмично позвякивают. Это вожделение художника. Это то, что дается свыше лишь избранному. Творческая страсть. Всеобъемлющая. Всепожирающая. Транс. Он лишь проводник. Медиум. Сосуд, одержимый музой. Она хохочет, обнажая великолепные зубы, и он осознает, что ее глазами смотрит демон этой самой страсти. Страсти творческой идеи. Болезненное состояние усиливает ощущения, нагнетает порыв, и Рой от этого почти безумен. Пот струями бежит по вискам. Футболка на спине едва впитывает влагу. Одержимость сочится сквозь кожу, но ему плевать. Он возьмет крупные планы. Глаза. Губы. Кисти рук. Вот они, связки падения. Полная плавная картина.
«Ring my bell, ring my bells…», — пульсирует в висках. Как он раньше не догадался?! Как не смог понять?! Как не прочувствовал падение?! Почему не слышал, как кричат чайки?! Они же не кричат, они плачут! Плачут! Ring my bells…
Никогда… никогда еще Рой так отчетливо не видел выставку. Он сделает ее, а дальше... а дальше уже неважно. Важно только сейчас… Ring my bells… Ring my bells…
Энди вышел из подвальчика. Магазин комиссионных товаров. Он сэкономил на еде и теперь купил новую (ну, не совсем) куртку, и денег хватило даже на шарф. Уже совсем холодно, и парня мучает кашель. Надо бы лекарство, но… Ничего, он еще сэкономит немного и купит. Главное - куртка. Теперь будет чуть теплее. Кстати, он здорово придумал с обувью. Надевает две пары носков, а между ними полиэтиленовые пакеты. Ноги не так мокнут, и, вроде бы, не так холодно. Уже несколько дней как на улице минус пять, так что, не сыро. Это очень кстати. У парня выходной, но идти все равно некуда, и он болтается по городу. Вечером он исправно пойдет к мосту, потому что вот уже сколько дней уходит оттуда расстроенный. Хуже нет, чем неопределенность. Если Рой забыл - это одно, а если что-то случилось? Смутные сомнения, как червь, подгрызают изнутри. Энди вдруг подумал, что безумно хочет взглянуть на дом, на окно на втором этаже, где… студия. Нет, не студия. Целый мир. Картина с подсветкой. Ступени. Камеры. Зонты. Софиты. Мир Роя. Его душа, разделенная на кусочки и вложенная в эти, казалось бы, мертвые предметы. Снимки. Везде. Все-таки здорово, когда муза смотрит карими глазами с зелеными стрелками, потому что тогда она видит глазами Роя. Да, Энди решил. Он пойдет к дому. Просто чтобы посмотреть. Вот только пусть стемнеет, чтобы никто не видел, как он встанет вдалеке.
Парень свернул на знакомую улицу. Второй круг его жизни оказывался незавершенным. Сейчас он шел к студии не с той стороны, с которой впервые подъехал на машине. Он не подойдет близко, не замкнет круг. Вот и дом. В легком тумане из сыплющейся снежной манки. Улица кажется уютной, почти рождественской. Загадать бы желание. Рой дома, потому что горит свет на втором этаже. Окно не занавешено, словно это дверка в мир детских грез. Пролезешь в нее и окажешься в сказке. Парень знает точно. Мир Маккены для него — мир сказки. У дома машина. Почти подпирает бампером ступени. Значит, приехал Стив. Как странно. Их отношения были до Энди. Были во время него и будут вечно. Он подошел ближе. Водительская дверь еще не засыпана снегом. Значит, Шон только что припарковался. Парень не успел додумать мысль, как увидел в окне статный силуэт Стива. Размахивает руками. Явно ругается с Роем. Что-то доказывает ему. А сейчас удивляется, резко отворачиваясь к окну и впиваясь ладонями в подоконник. Шон - спокойный человек, но Маккене не составляет труда вывести того из себя в считанные секунды. Энди невольно улыбнулся. «Вывести из себя». Странная фраза с двойным смыслом. Он никогда не задумывался раньше. «Вывести его из себя». Из кого "из себя"? В смысле, вывести Стива из самого себя, то есть из самого Стива, или вывести из себя, в смысле, из Роя? Тело Энди тоненько заскулило. Эти двое, что сейчас ссорятся наверху… Мальчишка понял, как любит их обоих. И не просто любит, а всеми возможными разновидностями любви, какие только знает. Он увидел, что к окну подошел Маккена, импульсивно
