воспринимать странного новичка. Иногда он был любезен и предупредителен; иногда хмурился и игнорировал их приветствия или дружеские замечания. Он мог поддержать интересную беседу, а затем ляпнуть что-то бессмысленное, что-то совершенно несвязное или ответить на вопрос, который никто не задавал.

Он вовремя вносил ежемесячную арендную плату в размере 255 долларов и изо всех сил старался угодить управляющей Ивонн Ламер, даже предлагал посидеть с ее внуками и приглашал ее на рыбалку вместе с ним. Он ухаживал за маленькой лужайкой перед домом, не дожидаясь разрешения, и когда в ноябре пошел снег, первым схватил лопату. Да, он не излучал теплоты или человеческой доброты, но, казалось, хотел, чтобы его ценили даже те люди, которых он едва знал. Он был умелым мастером на все руки и делал вид, что рад, когда его просили починить электроприбор или решить проблему с сантехникой. Он дарил конфеты и монеты детям жильцов, а взрослым раздавал спичечные коробки, старые журналы, газеты и другие безделушки. Казалось, он был полон решимости раздать все свое имущество. Без внимания не оставался даже кассир в банке.

– Если кому-то что-то было нужно, – рассказывала позже Роуз, – Арт добывал это. Если кто-то голодал, он отдавал им нашу еду или выходил и покупал еще. Он отнес соседям сумки с одеждой, потому что у них ничего не было. Он приводил людей с улицы и готовил им еду.

– Да, он был готов снять и отдать вам собственную рубашку, – сказала соседка, Сьюзан Ристаньо.

Но, как и некоторых других жильцов, ее беспокоил его холодный взгляд и необычные реакции.

– У него была темная сторона, – сказала она. – Иногда он пугал меня.

В течение нескольких месяцев домоправительница Ламер предоставляла ему тройной статус: добровольного разнорабочего, личного друга и привилегированного жильца, но в конце концов решила увеличить дистанцию. Ламер считала его простым, грустным, одиноким человеком, которого тянет к чужому семейному теплу, но после того, как она несколько раз пригласила его присоединиться к клану Ламер на пикник, он, казалось, неправильно понял ее дружелюбие.

– Он быстро подружился со всей моей семьей, – рассказывал позже ее муж Джеймс, – начал принимать участие во многих наших семейных мероприятиях. Это выглядело плохо, почти как если бы он занял мое место. Одно время он даже водил моих внуков на Хэллоуин за конфетами. На одной из наших семейных прогулок Арт даже заигрывал с моей женой. Помню, мы ели свиной ростбиф, и Арт схватил мою жену за грудь. Она очень расстроилась и высказала ему, что об этом думает. Даже пригрозила, что, если он еще когда-нибудь сделает что-то подобное, она убьет его. Арт ответил, что ей лучше бы следить за тем, что она говорит, иначе у нее будут неприятности.

Эта социальная проблема не решалась до тех пор, пока Ламеры не переехали из особняка и не прервали контакт с ним.

4.

С самого начала Шоукросса, казалось, привлекали яркие огни на перекрестке Монро-авеню, в двух минутах ходьбы к западу от дома. На углу располагались пожарная часть, ресторан «Радж Махал» («Аутентичная индийская кухня»), гастроном «Нью-Дели» и закусочная «Данкин Донатс», стоящая под углом, так что она была обращена как к Александер-стрит, так и к Монро-авеню. В нескольких кварталах от дома, в каждом из двух направлений, находились магазины с порножурналами и видеофильмами, благотворительные магазины, прачечные самообслуживания, «Севен Илевен», кафе «Жажда Энрайта» и винный магазин, «Театр Монро» («фильмы для взрослых») и целая галерея ресторанов быстрого питания, включая «Макдоналдс» и «Арбис». А еще там была средняя школа Монро, пыльное старое здание, за которым находились большое травянистое спортивное поле и заброшенная беговая дорожка протяженностью четыреста метров. Дети всегда были рядом.

В перерывах между подработками Шоукросс стал зависать в «Данкин Донатс», попивая кофе и просматривая «Ю-Эс-Эй тудей» и «Рочестер таймс-юнион». Завсегдатаи находили его отзывчивым и покладистым парнем, хотя разговорчивостью он не отличался. Будь у него выбор, он, по всей видимости, предпочел бы общество женщин. Он не занимал место на маленькой парковке ресторана и либо ходил пешком, либо ездил на синем женском велосипеде «Швинн» с неглубокой корзиной и американским флагом спереди и двумя глубокими корзинами сзади. Шоукросс объяснил знакомому, что купил велосипед для Роуз, но та никак не может научиться ездить.

Он переходил с одной временной неквалифицированной работы на другую – разнорабочим, грузчиком, кладовщиком – и в августе устроился в компанию «Фред Бронья продьюс», торговавшую фруктами и овощами на общественном рынке к югу от города. Бронья и его брат Тони наняли новых сотрудников с минимальной зарплатой, но предоставили им дополнительные льготы, включая бесплатное питание и хорошие условия труда. В их большом просторном рынке пахло как в придорожном овощном киоске. Братья продавали только самые свежие продукты и старались выполнять специальные заказы: опунция – для выходцев с Сицилии, гранаты – для греков, перец чили – для латиноамериканцев, грибы бок-чой и мацутаке – для азиатов, хурма, желудевая тыква, чайот, сморчки, лисички. Подпорченные продукты выкладывали в отдельные корзины – для своих рабочих и бездомных.

Братья заметили, что новичок каждый вечер наполняет корзины своего пятискоростного велосипеда и на следующее утро приходит на работу чуточку располневшим. Но работал он хорошо, и они пришли к выводу, что пользы от него больше, чем вреда.

5. Фред Бронья

Шоукросс одурачил нас, ясно? Он был сильным на вид парнем, с брюшком, покатыми плечами и большими руками. Он был трудолюбивым сукиным сыном. Однажды я сказал:

– Эй, ты же вроде смышленый парень. Как получилось, что ты берешься за работу за минимальную зарплату? Проблемы с алкоголем или наркотиками?

– Нет, я бывший заключенный, – ответил он. – Мне трудно найти работу.

Мы перевели его в подсобку, где готовят блюда для отелей и ресторанов. Он чистил лук, шинковал капусту для салата коул-слоу, нарезал перец и удалял семена, готовил палочки из моркови и сельдерея, брокколи и цветной капусты и тому подобное. Никогда не жаловался, держался особняком.

Сначала мы взяли его к себе временно, но потом он подошел к моему брату Тони и сказал:

– Видишь, я хорошо делаю свое дело. Почему бы тебе не перевести меня на полный рабочий день?

Мы поговорили. Тони сказал:

– Знаешь, Фред, этот парень прав.

Нам легко далось это решение. Мы и подумать не могли о нем что-то плохое. Мы решили, что он безвреден – с приветом, но безвреден.

Он ездил на работу на велосипеде до самой зимы – должно быть, час в одну сторону, десять-двенадцать километров от его квартиры на Александер-стрит. Он приходил либо вовремя, либо раньше и работал с семи утра до трех или половины четвертого. Не трепался, делал свою работу, поэтому, когда он попросил ключ, чтобы начинать пораньше, мы дали ему ключ.

Через