Его сексуальные проблемы усугублялись. Роуз всегда проявляла терпение и старалась помочь. Он все чаще обвинял в своих трудностях ее, жалуясь, например, что она сделала ему больно, заняв позицию сверху. Она села на жесткую диету, но жалобы продолжались. И все чаще он заканчивал споры грубой силой.

У нее усилились головные боли, и вся верхняя часть тела была в синяках от его ударов. Однажды вечером Бетти Шоукросс позвонила, когда Арта не было дома, и Роуз в отчаянии пожаловалась ей, что он ударил ее по лицу и схватил за ногу так сильно, что остались следы.

– Ну так скажи об этом его надзорному, – бросила в ответ Бетти.

Потерять Арта Роуз не хотела и рисковать не стала. Наоборот, в ходе интервью службе по условно-досрочному освобождению сказала, что они стали ближе, чем когда-либо. Она хотела бы как-то улучшить ситуацию, но в последнее время его ничто не устраивало – то квартира выглядела недостаточно опрятной, то тюбик зубной пасты не был свернут, то не блестела посуда или мебель стояла не на своем месте. Она пришла к выводу, что у него есть какая-то неизвестная личная причина злиться на нее. Ей была невыносима мысль о том, что она может потерять его. В нем было много привлекательного и доброго. Все в многоквартирном доме восхищались им; дети стучали в дверь и спрашивали, может ли он поиграть с ними; у него появились друзья в «Данкин Донатс», включая менеджера-пакистанца. Она надеялась, что Арту не скучно с ней; некоторым мужчинам нужны постоянные перемены, а жизнь в доме 241 на Александер-стрит не отличалась приятным разнообразием.

Она с нетерпением ожидала развода, надеясь, что к миссис Артур Джон Шоукросс он будет относиться лучше. Что бы ни ждало ее впереди, Роуз не собиралась уходить от него. Она бросила свою работу в Дели и прекратила общаться с половиной своих родственников, чтобы быть с человеком, который убил двоих детей. Если она и совершила ошибку, то не собиралась признаваться в этом сейчас даже самой себе. Она стала женщиной Арта на всю жизнь.

Однажды дождливой полуночью в начале 88-го у меня зазвонил телефон, на проводе был Арт. Мы тогда еще не зашли слишком далеко. Я встречалась с ним пару раз после нашего свидания в канун Нового года, но это не было большим романом. Он говорит:

– Приезжай и забери меня.

Мое сердце просто затрепетало. Спрашиваю:

– Где ты?

Он говорит, что стоит в телефонной будке на Мейн-стрит. Судя по голосу, он был расстроен. Я сказала своим детям, что вернусь через несколько минут, поехала туда и нашла его у ограждения над рекой. Его лицо было мокрым от дождя, но я видела, что он плачет.

Я спросила:

– Милый, в чем дело?

Он говорит:

– Роуз наставила на меня мясницкий нож. Сказала, что отрежет мне яйца [20].

Он остался на всю ночь, плакал до тех пор, пока не заснул в моих объятиях.

После этого он часто приезжал на велосипеде и стучал в окно моей спальни, чтобы забраться внутрь. Он всегда выстукивал этот ритм – «бритье-стрижка»[21]. Сначала я думала, что он ценит меня скорее как мать, чем как любовницу или подругу. Даже в сорок два года он больше всего нуждался в этом. Ложился на мой диван, клал голову мне на колени и засыпал, а я обнимала его, как ребенка. Он снимал рубашку, а я брала расческу и нежно растирала ему спину. Как раз то, чего мальчик хотел бы от мамы!

Мы вместе ложились в постель, но это было не главное, о чем он думал, да и я тоже. Он заботился о том, чтобы я была счастлива в сексуальном плане, и я делала то же самое для него. Скажу прямо: он не раз говорил мне, насколько я хороша, а однажды сказал так:

– Я уже довольно давно в этом и пробовал разное, но ты лучшая.

Он не мог насытиться объятиями, щекоткой, прикосновениями. Однажды вечером пришел сюда и попросил меня обработать ему спину так, как это делала его бабушка, когда он был ребенком. Я сидела на диване и сбросила туфли, а он положил голову мне на колени и заснул. Пролежал так целый час, а я чесала ему спину расческой и не смела пошевелиться. Боже, мне так сильно хотелось в туалет. В конце концов я не выдержала:

– Дорогой, тебе придется пошевелиться. У меня все замлело!

Думаю, я знала только хорошую сторону Арта. Скажу прямо, однажды я сказала ему:

– Я хочу тебя не просто для секса.

Да, я хотела от Арта чего-то, чего у меня никогда не было: любви, сострадания, доброты. Я получила это и кое-что возвращала ему.

Сначала он не хотел говорить о своей личной жизни. Я говорила:

– Милый, почему ты не рассказываешь о своей семье? Я рассказала тебе всю историю своей жизни.

Он отвечал:

– Я не знаю никакой истории ничьей жизни.

Когда он, наконец, сказал несколько слов, я выслушала его со всем вниманием. Мы катались на моем маленьком синем «Додж Омни», и он рассказал, что слышал голоса, когда был ребенком. Он уходил в лес один, потому что другие не хотели с ним играть, и слышал, как дети разговаривают с ним, а когда оглядывался по сторонам, никого не было. Он положил голову мне на плечо и плакал. Сказал, что никогда не понимал себя и только жалел, что так и не понял. Сказал, что совершил несколько ужасных поступков в своей жизни. У него был сын, который упал с мотодельтаплана и погиб под колесами машины, когда ему было три года, – бедный малыш. Сам Арт всегда был изгоем. В семье на первом месте всегда были две его сестры и брат.

Он сказал мне, что его мама была беременна, когда вышла замуж за его отца. Он даже вышел из себя, когда говорил это, и стал похож на петуха с взъерошенными перьями. Когда он успокоился, то сказал, что его мать заставили выйти замуж, и она всегда вымещала злость на нем. Сказал, что отец не обращал на него внимания, а мать, когда сердилась, запирала его в шкафу на весь день. Он показал мне шишку на затылке в том месте, куда она его ударила. Но прикоснуться, даже просто потереть, не позволил, потому что там все еще болело.

Я так скажу, он всегда казался обиженным на своих родителей. Жаловался, что они ездили в Вирджинию навестить его сестру Донну, но даже не потрудились завернуть в Рочестер, чтобы увидеть своего первенца. Он рассказал:

– Моя мама не хочет