Шрифт:
Закладка:
– Я бы не поверил в подобную историю, – заявил он, – если бы мне рассказал ее кто-то другой. Однако совсем недавно ты хотел рассказать мне историю про тритонов. Твоя нимфа ее часть, разве не так?
Я посмотрел на него:
– Нет, все было ровно так, как я рассказал, и готов поклясться на чем угодно, что это правда. Ты единственный человек, который ее знает, и должен сохранить в тайне.
Кевин удивленно на меня посмотрел:
– А кому я могу ее рассказать? Кто еще в такое поверит? Я не уверен, что до конца сам тебе верю.
– Даже для меня все, что тогда произошло, теперь кажется больше похожим на сон, – признался я. – Но, когда я смотрю на свой сейф в Гильдии Мясников и вижу лежащее в нем золото, я понимаю, что это правда.
Мы проговорили до рассвета, потом я прошел с ним до моста, ведущего на Моссторп. Когда мы расставались, я отдал ему кошелек с серебром на сумму в тридцать пять золотых, из них десять следовало потратить на склеп для моей погибшей семьи, остальное предназначалось для выкупа горожан Этельбайта, потом Кевин нанял лодку, чтобы она отвезла его по реке в Иннисмор и на «Метеор». У меня все еще немного кружилась голова после москатто, я вернулся в свою квартиру, позавтракал кашей, приготовленной моей хозяйкой, и проспал до полудня. Почти сразу появился посланец от Амалии, предупредивший о ее скором приходе.
– Весь двор узнал Стейна в этом персонаже, – позднее сказала Амалия, когда мы отдыхали рядом под одеялом. – Стейна и двух его друзей. И теперь все смеются и хихикают, прикрыв рот ладошкой, и делают замечания, не предназначенные для моих ушей, но которые я все равно слышу. Даже королева бросает на меня многозначительные взгляды.
Я подумал, что должен был признать свою вину, будь я благородным человеком, и попросить прощения. Вместо этого я ее поцеловал и сказал, что пьеса не имеет к ней никакого отношения и сатира направлена только против ее мужа.
– Тогда пусть они сыграют ее перед моим мужем! – заявила Амалия. – Нет, они хотели унизить меня.
– И ты унижена? – спросил я.
– Нет, я разгневана.
– Ну, в таком случае, если ты не чувствуешь себя униженной, они не достигли своей цели. Ты не так глупа, как они думают. Ты лишь разгневалась. Они думали, что могут тебя судить, но у них на то нет ни права, ни остроты ума.
Амалия поджала губы:
– Так и есть.
– Тогда не спеши. Их унижение еще впереди, и ты сможешь отомстить. А сейчас покажи всем, что пьеса не имеет к тебе никакого отношения. – Я подумал о ее ленивой, неспешной походке и безупречной апатии. Невозможно представить, чтобы человек, который ведет себя подобным образом, переживал из-за насмешек. – Смейся вместе с ними, если сможешь, – продолжал я. – Но не из-за того, что их выпады достигли цели, а потому, что они совершили промах. Тебе это будет совсем не трудно. Или можешь посмеяться так, словно тебе известно то, о чем не знают они.
Она искоса на меня посмотрела.
– И что же это может быть? – спросила Амалия.
– Те, кто верит в существование Грума Пудинга, не имеют права чувствовать превосходство над другими людьми.
Амалия рассмеялась.
– Ну, – сказала она, – это действительно в мою пользу. Я никогда не верила в существование Грума Пудинга.
Я бросил на нее выразительный взгляд:
– Если ты пожелаешь, я могу продемонстрировать тебе, что такой человек существует.
– Ладно, – сказала она, глядя на меня из-под ресниц. – Я готова позволить тебе его показать, если ты сначала наполнишь мой кубок.
Я выполнил ее пожелание, после чего достал свой подарок – пояс из золотых звеньев на талию и два одинаковых кулона. Каждый был из золота, в центре находилась барочная жемчужина, окруженная выпрыгивающими из воды дельфинами. Из центра одного из них исходили лучи из жемчуга, а из середины второго – черные кабошоны.
– Ты можешь выбрать любой из двух, – сказал я Амалии, – я буду носить другой. Они могут стать тайным символом нашего романа.
Амалия обожала жемчуг, поэтому я не удивился, когда она выбрала кулон с жемчужинами.
– Я возьму другой, – сказал я, – и буду оставаться в тени рядом с твоим сиянием.
«Как тень, – подумал я, – я буду следовать за тобой, пока свет вокруг тебя не станет слишком ярким и я не смогу больше прятаться, тогда я потускнею и исчезну».
«Метеор» уплыл, увозя наши с Кевином объединенные капиталы. Я продолжал бывать при дворе, но он казался мне ужасно скучным, все стояли и болтали, ожидая, когда королева что-нибудь скажет или сделает, чтобы начать ее восхвалять, поэтому я перестал там показываться и появлялся лишь в тех случаях, когда Мастер Увеселений изобретал что-нибудь новенькое. Я посетил лорда Уттербака и вернул ему десять золотых за мой выкуп, а также нанес визит их светлостям Раундсилвер, которые по-прежнему оставались ко мне добры. Я твердо решил использовать подаренное мне седло и стал брать уроки верховой езды, чтобы раз и навсегда разрешить конфликт между мной и лошадьми. Возможно, мне удалось немного продвинуться вперед, и я стал чувствовать себя в седле увереннее.
Амалия приходила, как только у нее возникала возможность, и приносила дворцовые сплетни, недоступные мне.
Однажды я зашел к лорду Раундсилверу и принес подарок за проявленную ко мне доброту – сделанную в форме морской раковины солонку из золота с эмалью и изображением обнаженной фигурки какого-то восточного морского божества, а также углублениями для соли и перца – первый предмет в ювелирной лавке, имевший, как мне показалось, возможность понравиться герцогу, и я его купил, хотя меня немного поразила цена.
Герцогу очень понравился мой подарок, и я подумал, что он знает имя мастера, сделавшего солонку, или хотя бы школу из далекого Табарзама.
Он даже позвал герцогиню, чтобы она полюбовалась подарком, и пригласил меня пообедать с ними в Большом зале. Там также присутствовал Блэквелл, а еще певец из Лоретто по имени Кастинатто.
Их обоих, а также их светлостей пригласили на королевскую охоту в Кингсмере: герцога и герцогиню – в качестве гостей, а Блэквелла и Кастинатто – для развлечения всей компании. Герцог небрежно спросил, не хочу ли я присоединиться к его свите. Я был польщен и согласился.
– Хотя я
