сказать, что лже-богиня пытается его обмануть. Что все, что она ему сейчас показала, это не более, чем иллюзия, но генерал понимал, что это был бы обычный самообман.

То, что сюда явились лишь двести с небольшим тысяч войск, означало вовсе не то, что среди всего Безымянного Мира не нашлось больше желающих подняться на Седьмое Небо и вместе с прославленным генералом отправиться на, пожалуй, величайшую битву.

Вовсе не так.

Просто эти двести с небольшим тысяч оказались лучшими из лучших. А все остальные сейчас сражались там, в низу, на полях брани, по масштабам превосходящих все предыдущие войны Безымянного Мира.

На фоне этого сражения меркли и обе предыдущие Войны Небес и Земли.

Полмиллиарда… на фоне бесчисленного множества обитателей Безымянного Мира, сошедшихся в битве, это число выглядело просто ничтожным. И все это, вся эта кровь и вся эта боль, они таились, как сказал Эйнен, в тени Хаджара.

Потому что это был его выбор. И его действия и решения, которые он совершал и принимал на протяжении почти семи веков, привели к такому результату.

Его и того, кто стоял за его спиной и чьего лица Хаджар, пока еще, не видел.

— Тебя послал Яшмовый Император, — понял Хаджар.

Аштари кивнула.

— Говори, — чуть ли не приказал генерал.

— Пойдем со мной, в Яшмовый Дворец. Император удостоит тебя аудиенции.

— Аудиенции? — хмыкнул Хаджар. — Или добровольной казни?

— После того, что ты совершил, генерал, твоя жизнь не может быть сохранена, — строго произнесла Аштари. — Но жизни тех, кто пришел с тобой. И тех, кто сейчас сражается в нижних мирах. Их еще можно спасти, Хаджар. Еще есть время.

Хаджар посмотрел в глаза богини. В два весенних озера. Он поднял руку и отвязал ленту от волос, позволяя им упасть на плечи.

— Помнишь её?

— Да, — с грустью ответила лже-богиня.

Хаджар сжал ленту в кулак, после чего протянул за спину и повязал обратно на волосы.

— Однажды, наступит момент, когда я верну её той, кому она принадлежит.

— Она никому не принадлежит, генерал, — покачала головой Аштари. — Я нашла её очень давно и в очень далеком месте.

Хаджар никак на это не ответил. Может это был лишь сон. Может все это была неправда. Может… может Города никакого и не существовало вовсе, а он никогда не был инвалидом, прикованным к больничной койке.

Но Елена всегда любила подвязывать волосы лентами.

Синими лентами.

— Разговор закончен? — спросила она.

— Закончен, — ответил генерал.

Аштари вздохнула, допила чай и, поднявшись с места, направилась к парапету. У самого края, перед лестницей, она остановилась и посмотрела на Хаджара.

— Когда мы встретились впервые, генерал, — произнесла она с явным сожалением. — то я увидела внутри тебя старого друга. А теперь… теперь я вижу лишь Врага.

Хаджар вновь промолчал. Он был слишком занят борьбой с искушением отдать приказ лучникам и избавить себя от головной боли в лице Изначальной. Но, все же, так и не отдал.

И даже не знал почему.

Глава 1945

Хаджар стоял около погребальных костров. Пылающими башнями они уходили высоко к небу, где терялись вспышками и всполохами искр, уносящих души к праотцам.

Вокруг стояли солдаты и мерно били оружием о щиты. Кто раненный, кто нет. Кто со скорбью на лице, кто с простым признанием ратных подвигов ушедших. Но все они, в данный момент, провожали своих павших собратьев.

— Мы отпускаем вас к праотцам, — Хаджар, как и положено генералу армии, произносил слова тризны. — Мы отправляем с вами слова о вашей доблести и чести. Каждый из вас достоин пить мед из рук матерей ваших матерей и есть хлеб за столом отцов ваших отцов. Вы жили свободно и умерли с честью.

Солдаты снова грохнули оружием о щиты и подняли, кто чарку, кто наполненный шлем; кто воду, кто брагу; кто просто кулак в небо воздел.

Хаджар же…

— Нашел у лестницы из драконьих перьев, — протянул Хельмер. — Ты, наверное, обронил.

Хаджар посмотрел на демона. Тот протягивал ему его старенький, потертый ронг’жа. Инструмент, что прошел с ним весь путь от клетки в цирке уродцев, до края мира — до Седьмого Неба.

Сотни раз починенный, тысячи раз воскрешенный из небытия. Генерал думал, что уже больше никогда его не увидит, но Хельмер, как всегда, имел на это свое мнение.

— Какая тризна без песен, — кивнул Хаджар и принял в руки инструмент.

Он провел пальцами по струнам, подтянул колки и задумался. Не так много песен сохранились в памяти смертного. Но одну он помнил очень хорошо.

Её, в борделе, часто пела Эйне, когда к ней приходили отставные солдаты, ищущие не столько плоти, сколько внимания и отсутствия осуждения.

Эйне рассказывала, что эту песню написали когда-то очень давно. В крепости, под названием Задастр. Той самой, что осаждал Красный или, Кровавый Генерал Пепел, когда еще не стал Королем Бессмертных.

Хаджар еще раз тронул струны и запел:

Сияй, звезда, сияй.

Играй, любимая, играй,

Ведь завтра уж

Мне не лежать с тобой,

Но детям расскажи,

Что муж твой был герой.

Воины подходили и клали на костры какие-то небольшие вещицы. От платков, до монет или браслетов с медальонами. Они верили, что оставив часть себя вместе с усопшим, помогут тому не заблудиться на пути к дому праотцев и не потерять себя.

Некоторые стояли, смеялись и горланили похабные песни. Их друзья бы не хотели, чтобы в час, когда вот-вот снова грянет битва и, возможно, эти минуты станут последними для живых, они были бы проведены в скорби и печали.

Но, я молю тебя — молчи.

Сиди в тиши, сиди в ночи.

Детей ты спрячь и нож возьми…

Играй, любимая, играй,

Ведь я уже лежу в земле,

Я слышу лишь твой плач и смех.

Хаджар же просто играл. Играл и пел. Как когда-то в цирке, а затем в борделе. Где, возможно, провел одни из самых спокойных лет своей жизни. Где не было ни дворцовых интриг, ни полей брани. Только песни.

Смотри, любимая, смотри.

И детям ты скажи,

Что был отцом герой.

Молчи, красавица, молчи,

Но им ты расскажи,

Что я лежу с врагом.

Несчастен дух его,

Ведь вечно видит он мое лицо.

Когда давно, один мудрец предостерег генерала, чтобы тот не искал мести. Но Хаджар не послушал. А может у