— Я не знаю как так быстро все меняется, — вздохнул Анций, — уважение легионов нужно заслужить кровью на полях сражений. Мы привыкли к тому что это занимает много времени, но не замечали, как Марк Аврелий затенял Коммода от нас.

— Я против войны, — твёрдо произнёс Курион. — От неё все устали. Император и его сын приносят мир. Кто поддержит нас, если мы будем выглядеть врагами этого мира?

Клавдий скривился:

— Это не мир, это начало тирании. Если ты не видишь, Курион, как философия нео-стоицизма выдавливает Республику, то ты уже её часть.

Курион поджал губы, но промолчал. Он был против ослабления Сената, но ему импонировала новая философия: она давала шанс бороться с христианством, которое он ненавидел. Его жена увлеклась этим учением, и это принесло разлад в семью. Если философия Логоса могла восстановить мир в его доме, он готов был её поддержать. А также Коммода, но умеренно.

Он бросил взгляд на молодого мужчину в углу, который слушал молча. Это был зять Клавдия, Марк Юний Крисп, недавно назначенный на должность в провинции.

— Ты привёл нас сюда, Клавдий, чтобы что-то предложить? Или это просто банкет разочарованных? - спросил Курион.

Клавдий встал.

— Я привёл вас, чтобы предупредить. Если мы не найдём способ защитить наши интересы, следующий триумф закрепит не только сына, но и его порядок. Тогда Сенат станет местом молчания и поклонов.

— Вы предлагаете объединиться? — спросил Крисп. — Но кто наш союзник в эпоху Логоса?

Наступила тишина. Сенат не был бессилен, но перед лицом Императора он был слаб.

— Может, нам создать философию, где главный — Сенат? — осторожно предложил Крисп.

Клавдий закатил глаза.

— Ты предлагаешь воевать с ним там, где он силён? Скажи, как глубоко ты изучал философию, чтобы опровергнуть его тезисы?

— Я не философ, — признался Крисп. — Но мы можем заплатить философам.

— Это пустая трата, — сказал Анций. — Все виднейшие философы на стороне Логоса. Они видят его преимущества, – не согласятся ни за какие деньги браться за такую работу. Слабых же нанимать опасно: их разобьют, и это только укрепит Императора. Публий прав, не стоит лезть в это поле.

— Возможно, у Коммода есть слабости? — предложил Курион.

— Я о таких не знаю, — ответил Публий, пригубив вино. Его голос звучал спокойно, но твёрдо. — Цезарь ведёт себя как примерный сын.

Все молчали, обменявшись взглядами. Каждый из них в меру сил и возможностей наблюдал за молодым Коммодом. И действительно, никакого поведения, которое можно было бы поставить ему в вину, пока не наблюдалось.

— Остаётся немного путей, — после короткого размышления заговорил Анций. — Противодействовать ему в Сенате. Но, увы, у Императора много сторонников. Мы не добьёмся большинства.

— Позиция Императора в Сенате сильна, — с грустью согласился Публий.

— Иной путь — это путь Цезаря...

Слова Анция повисли в воздухе. Никто не решался развить тему, но всем было ясно, что он подразумевал устранение Марка Аврелия и его сына.

Наконец, Публий осторожно заговорил:

— Это радикальный шаг. И, на мой взгляд, пока нецелесообразный. Императорская семья сильна, отец и сын дополняют друг друга. Убить отца и дать сыну толчок, как это произошло с Августом? Сенаторы помнят тот урок. Убить сына? Но тогда останется разгневанный отец, и его месть может оказаться куда хуже. Убить обоих сразу — задача невероятно сложная.

— Это сложный путь, — согласился Курион. — Мы можем оставить его в качестве крайней меры, но сейчас... У Марка Аврелия, как у Люция Вера, всё может решиться естественным образом.

Сенаторы молча кивнули. Все понимали, что выжидание — наиболее безопасная тактика на данный момент. После смерти отца Коммод будет уязвим.

— Какие ещё пути? — нарушил молчание Публий.

— Я вижу два, — ответил Курион. — Первый: обвинить Императора в реставрации царей. Это может вызвать недовольство, особенно среди сторонников Республики.

— Согласен, сторонников Республики ещё достаточно, — кивнул Анций. — Но будем откровенны: этот путь будет слабеть со временем, особенно по мере укрепления философии нео-стоицизма.

— Верно. Это нужно использовать сейчас, — подтвердил Публий.

— Я уже вижу, как на такие обвинения ответят, — вмешался Крисп.

— Да? И как же? — заинтересовался Анций.

— Новая философия стоит на двух опорах Рима: традиции и адаптации. Отстаивание Республики — это зацикленность на традиции и игнорирование адаптации. Новое заменяет старое. Варвары держатся за старое, а мы, если будем говорить только о традициях, нас станут сравнивать с варварами.

— А тирания царей, разве не есть более древняя традиция?

— Да, выглядит так, но кто осмелится сказать что Принципат это царство? Выходит что Сенат уже столько лет терпит это?

Да, путь тоже неоднозначный, и позиция слабая, даже они сами сходу находили чем оппонировать. И понятно что это можно использовать, но умереннно.

— Какой второй путь? — наконец спросил Публий.

— Договориться с Коммодом, — пожал плечами Курион. — Если сражаться с ним сложно, то, возможно, стоит попробовать дружить. Это позволит не только выявить его слабости, но и убедить не слишком упирать на Императора в философии. Возможно, он сам смягчит учение, сделав в нём место для Сената.

Разумное предложение. И самое безопасное.

— Можно начать с этого, — нехотя признал Публий.

Они продолжили обсуждать возможности, но все варианты казались слишком слабыми, чтобы принести ощутимые результаты. Постепенно разговор снова вернулся к мысли, что переговоры с Коммодом могут быть самым разумным шагом.

***

930(177) март, Рим, Палатиум

Сегодня я работал с отцом в его кабинете. Самый эффективный способ учения — погружение в практику.

Cursus Publicus — имперская почтовая служба, организованная ещё Августом, обеспечивала нас информацией со всех концов Империи круглый год. Я думал, что смогу поразить всех нововведением вроде ямской службы, но, изучив работу текущей системы, понял, насколько она развита. Гонцы пользовались станциями для отдыха и смены лошадей, маршруты были организованы с удивительной точностью.

Сегодня мне предстояло читать донесения и корреспонденцию. Отец объяснял суть вопросов, вводя меня в контекст задач. Я пока не принимал никаких решений и не ставил резолюций. Моей задачей было лишь изучать и вникать. Отец, принимая решения, объяснял их логику: почему выбирается