Если она, конечно, не думает остаться и провести с ним ночь. Вы же не думаете об этом? — Аргаир замер в ожидании ответа. Ему бы очень хотелось услышать положительный ответ, но он знал, что скажет графиня.

— Вот еще, — фыркнула я и, как дурочка, улыбнулась. Уж больно занимательным было выражение лица герцога.

— Тогда прошу, — ответив очаровательной улыбкой, Арвайский указал рукой на дверь.

Лишь очутившись в своих покоях, я поняла, что каким-то образом выкрутилась от плахи.

Эмилия щебетала вокруг меня и из ее разговора сумела выяснить одну деталь.

«Аргаир действительно выставил меня героиней. Но зачем это ему? Герцоги слишком большие шишки, чтобы прощать любого, кто покусится на их жизнь. И правда ли, что он не может прочитать мои мысли? Ведь при первой нашей встречи он увидел мои воспоминания. Неужели Единый так быстро исполнил мое желание? Вот бы было хорошо, если это действительно так. Канцлер попросил завтра не выходить из покоев, пока он сам не придет за мной. Чего еще ему от меня надо?»

Вспомнив синеву глаз, Аргаира медленно погружалась в нее, не заметив, как уснула.

Забыла, как долго так спала. Проснулась лишь к обеду. Наверно, повлияло вчерашние приключения. Широко зевнув, раскинув руки в стороны, счастливо потянулась. Увидев вошедшую в комнату служанку, улыбнулась во весь рот.

— Эмилия, какие новости обсуждают в замке?

— Все заняты предстоящим балом и прибытием короля. Такого еще не было, чтобы Гариар Тарманский посещал два бала подряд. Леди Киара, кого будем принаряжать первой?

— Андрию. Мне пока приготовь платье поскромней. У меня до бала встреча с его сиятельством Аргаиром Арвайским.

— Ой! Вы его совсем не боитесь?

— Что старший упыреныш так страшен, — ухмыляясь, решила подшутить над Эмилей.

— Нет… он очень даже красив. Но ведь все мысли узнать может. Вот что страшно.

Округлив в испуге глаза, притихнув, смотря на меня, девушка хлопала пушистыми ресницами.

— А что, есть чего скрывать? — тихонько, с нотками интереса спросила я. Скопировав лай собаки, громко гавкнула: — Гав! — увидев, как в испуге подпрыгнула Эмилия, я зашлась в звонком смехе.

— Да ну вас, леди Киара!

От испуга девушка вздрогнула и тут же подхватила мой задорный смех. Насмеявшись вдоволь, мы разошлись. Я направилась в ванную, а служанка понеслась к графине Одиевской.

Эмилия доделывала последние штрихи в моей прическе, как в дверь постучали. Воткнув последнюю шпильку в волосы, служанка с чувством выполненного долга отступила с восхищением в глазах.

Подмигнув своему отражению в зеркале, я встала. Поправив края юбки платья, не спеша направилась к двери. Открыв створку, встретилась с пронзительной бушующей синевой глаз канцлера.

— Леди Киара. Вы восхитительны. Позвольте вас сопроводить, — чуть склонив голову, Аргаир выразил всю любезность.

«Раздал заученные комплементы. Сама любезность. Можно подумать, у меня есть выбор, идти с ним или нет. Для наглядности еще бы у ног упал, а я бы переступила и дала деру. Но выбора нет. Посмотрим, куда он меня поведет. Может, вчерашняя бравада слов — лишь прикрытие. И переадресует меня глава тайной канцелярии туда, где небо в клеточку, а рубашка в полоску…»

Идти пришлось недалеко. Спустились на второй этаж и, пройдя по коридору, оказались в кабинете. Это стало понятным по интерьеру. Дизайнер кабинетов в домах многим похож. Разница лишь в богатстве и убранстве комнат. В общем, есть деньги, можешь хоть золотыми монетами пол выложить. Нет — скромненько поставишь стол со стульями и секретер с книжными шкафами.

Подойдя к креслу, присела, обдумывая. Чем мне грозит визит в секретные застенки главы тайной канцелярии?

Буквально за нами в кабинет пожаловали Вильгар и Камаир. По очереди облобызав в приветствии мою руку, расселись по креслам.

Когда дверь в очередной раз открылась, я напряглась от слов стража.

— Ваша Светлость, граф Дирван Маджонский пожаловал. Изволите впустить?

— Пусть войдет, — бросил Аргаир, наблюдая за реакцией графини Корхарт.

От слов стража я дернулась и застыла, как изваяние. Скулы мгновенно свело от подступившей тошноты. «Я не могла ослышаться. Не могла». Проглотив скопившуюся слюну, замерла в напряжении и ожидании, повторяя раз за разом: «Этого не может быть. Я ослышалась… Дирван мертв».

Но вид вошедшего в полном здравии улыбающегося графа Маджонского всколыхнул в моей душе волну безумия. Не помня себя, я рванула. Вцепилась скрюченными пальцами в волосы пшеничного цвета, дернув их со всей силы, ударила красивое выхоленное лицо об свое выставленное колено, завопив:

— Этого не может быть! Ты мертв… мертв! Я убила тебя. Убила. Ты не мог выжить от яда Уфы. Не мог… не мог! Тварь! — оттолкнув от себя ошеломленного Дирвана, с разворота ударила его ногой в живот. Не устояв на ногах, граф упал. Мгновенно оседлав его, я стала наносить ему молниеносные удары, повторяя одно и то же: — Ты не мог выжить. Не мог. Такая мразь, как ты, не должна ходить по этой земле. Тварь. Убийца. Насильник. Ненавижу… Ненавижу! — чуть не задохнувшись от переизбытка чувств, вцепилась пальцами в шею несопротивляющегося душегуба и с упоением сдавила бившиеся под кожей жилки и вены в желании доделать то, что не смогла сделать в первый раз...

В какой-то момент у Маджонского сработал инстинкт самосохранения. Отшвырнув меня, храпя, словно раненый вепрь, наследник древнего рода попытался подняться. Но моя одержимость кипела в груди огнем мести.

Как бешеный пес, я вновь бросилась на убийцу. Скрюченными пальцами пыталась вырвать небесной голубизны глаза, чтобы эта мразь никогда не смогла выбрать жертву.

Пытаясь защититься, Дирван успел прикрыть рукой лицо. Мои пальцы скользнули по белоснежной коже, оставив кровавые дорожки. От ощущения содранной кожи под ногтями в груди на мгновение вспыхнуло чувство удовлетворения.

Маджонский заорал, и это, скорей всего, послужило сигналом для мужчин, присутствующих в кабинете.

Меня, как пушинку, приподняли, оторвав от убийцы.

Поняв, что лишилась возможности отомстить, забилась в дикой истерике, пытаясь вырваться из сильных мужских рук. Обхват стал настолько сильный, что мне с трудом удавалось сделать вдох. Перед глазами мелькали воспоминания десяти дней в доме с убийцами: каждодневное насилие, превращение в Уфу и зелено-черные волдыри на коже Риан, которые я пытаюсь не задеть, скользя по мертвому телу подруги.

Нестерпимая мука за смерть совсем еще молоденькой девушки обожгла душу. Волна боли вскипела, как лава в жерле вулкана, и вырвалась на свободу.

— РИАН! — заорала я и, словно раненая птица, забилась в руках герцога. —