в зарослях, приближалась к воде. Я не просто знал, куда идти, казалось, я узнавал здесь каждый камень, каждый кустик и каждую травинку. У меня возникло ощущение, что я был здесь не далее, как вчера и даже запах цветения свежей, еще не изгаженной промышленной сбросами реки воспринимался необычайно остро…

— Эй! — раздался голос из-за кустов.

Я вздрогнул и резко обернулся. В памяти мгновенно всплыла недавняя (или наоборот, очень давняя) картина нашего бегства со Светой по этим же местам — бегства от отряда «Чайки», и мне показалось, что компания, скрывающаяся за кустами — та же самая. Даже зеленоватая бутылка вина, замершая на камне, словно ракета на стартовой площадке показалась знакомой.

На этот раз я пошел прямо на них как медведь сквозь бурелом и мое появление на небольшой поляне с выжженным в центре кругом, выложенным кирпичами, импровизированным столиком в виде плоского гранитного камня чудь поодаль и двух приличного диаметра стволов деревьев, служащих скамьями, было воспринято с любопытством. Видимо мало кто осмеливался так смело реагировать на окрики незнакомых людей в заброшенных местах.

Три пары невыразительных бесцветных глаз уставились на меня как на инопланетянина. Я подумал, что они рассчитывали на мое бегство и смена установки парализовала их и без того не слишком быстрый мыслительный процесс, однако я просчитался. Ничего у них не парализовало.

— Эй… Хочешь печенья? — спросил кто-то из них, кого я сразу не разглядел.

Я уже приготовился к обычному для такого рода ситуаций совсем иному предложению, поэтому на мгновение опешил, не понимая смысла сказанного и даже обернулся, подозревая какую-то игру или присутствие на поляне ребенка, к которому и были обращены эти слова.

Однако, мы находились здесь одни. Никакими детьми даже и не пахло.

Двое мужиков расступились. Женщина сидела на корявом бревне и держала в одной руке пачку, а другой протягивала мне квадратик печенья.

«Что за фигня? — пронеслось в голове. — Сейчас я подойду, и кто-то из них даст мне по голове тяжелым предметом, второй добавит, а спустя пару недель мое тело найдут ниже по течению…»

— Ну же… иди, возьми печенье, — повторила женщина. Ее грязные засаленные волосы падали на плечи, но она не производила впечатление пропащего человека. Наоборот, я бы сказал, что ее глаза смотрели с какой-то добротой и даже состраданием. Мол, «как же ты тут оказался, касатик…»

Что-то мне это напоминало, но я не мог вспомнить, что именно и не мог одновременно отделаться от какого-то странного ощущения иллюзорности, нереальности происходящего.

Повинуясь, скорее какому-то манящему гипнотическому воздействию, нежели рассудку (который кричал «Вали отсюда!»), я сделал пару шагов вперед, вклинился между мужиками и взял протянутое печенье. Потом надкусил его. Печенье оказалось в меру сладким, в меру сухим, но не рассыпающимся. Оно было с лимонным привкусом и даже немного освежало.

— Ну как? — спросила она, глядя прямо мне в глаза.

— Вкусное.

Она кивнула.

Ее глаза были густо подведены черной тушью и смотрели будто бы прямо внутрь, в самую суть, отчего у меня почему-то предательски заныл живот. Как я понял, именно она здесь была заправилой и командовала парадом. Или чем-то еще, о чем я пока не догадывался.

— Ты что, на территории был?

Я отступил на шаг и чуть не выронил печенье из рук.

— На какой территории?

Она тряхнула головой, космы ее взлетели и плюхнулись на покатые плечи. Подбородок указал в сторону, откуда я пришел. Двое сопровождающих не проронили ни слова, они стояли словно истуканы, и я даже, грешным делом, подумал, что они трезвы.

— Каждый раз, когда ты туда заходишь, шанс вернуться домой уменьшается.

— Почему? — спросил я, чувствуя нарастающий абсурд.

— Потому что это дыра. Она все поглощает. Да, ребята?

Мужики синхронно кивнули.

— Пашка вон две недели назад залез и пропал с концами.

— Но если знать, что делать, то шанс есть.

— Знать, что делать?

— Вот именно. Твои друзья этого не знали, поэтому, вероятно, им пришел каюк.

— Мои друзья? — наш диалог звучал крайне глупо и мне было стыдно за свои вопросы, но они вырывались как-то сами собой. Однако женщина не раздражалась, как сделал бы на ее месте любой собеседник. Вместо этого она вынула из пачки печенье и откусила кусочек. Я последовал ее примеру.

Печенье, кажется, изменило вкус. Теперь оно было слегка горьковатым.

— Здесь все время ходят странные люди. На одно лицо, — сказала она без осуждения. — На территорию. Некоторые возвращаются. Большинство нет. Исчезают. Мы теперь туда не ходим. Правда, ребята?

Смурные мужики одновременно кивнули.

— Один раз только были. Один раз. Нам хватило.

Их лица еще больше посуровели.

Я пытался сообразить — те ли это пьяницы, что мы встретили тогда на берегу и… возможно, в детстве… я тоже видел их, когда бегал вдоль этой реки с палкой наперевес, строя из себя то предводителя племени индейцев, то испанского воина, то еще бог весть кого…

Я напряг память, оглянулся. Еще не успевшая позеленеть река шумела за молодой порослью травы, в зарослях щебетали птицы и отовсюду раздавался сумасшедший стрекот насекомых. На миг мне показалось… что в детстве я видел именно этих людей на поляне и…

— Это ведь ты вчера здесь пробегал? — как ни в чем ни бывало спросила женщина.

Я сделал шаг назад. В ногах появилась предательская слабость.

— Я знаю, это был ты, — сказала она мягко. — В желтой майке с олимпийским мишкой. Ты немного изменился, но это все равно ты. Рано или поздно ты должен был выйти оттуда.

И она снова кивнула в сторону завода.

— Что вы… откуда… как…

— Это было вчера. Ты же нас видел, я знаю. Я крикнула тебе. Ты, наверное, испугался и побежал туда, — она махнула рукой назад и в сторону. От печенья откололся кусочек, но вдруг откуда ни возьмись из кустов вылетел шустрый серый воробей, схватил его на лету и, победно чирикнув, исчез в густых зарослях. — Мы не хотели тебя пугать, — как ни в чем ни бывало продолжила женщина. — Просто хотели