меня заключить с ним сделку. Твой кошмар в детстве про твою смерть так его напугал, что он потребовал обещание. Я думал, это лишь… глупости… его паранойя, поэтому согласился. Он потребовал, что я спасу твою жизнь ценой его, если потребуется, – словно в бреду пролепетал Гипнос.

– Обмен на мою жизнь? Как ты это позволил?! – закричала Веста, и бог сна вздрогнул, как от удара.

Небо заволокло тучами, Веста вначале оскалилась на отца, а потом гримаса гнева превратилась в отчаяние, и она зарыдала, обнимая своего брата.

– Как ты это п-п-позволил? Как ты м-мог… – обвинила она, пряча заплаканное лицо.

Она выла от горя, а я молчала, потрясённая.

В голове я вопила без остановки, пока голосовые связки безмолвствовали. Ужас сковал, а нарастающая боль в груди казалась невыносимой. Меня будто насадили на копьё, но я никак не могла умереть, раз за разом мучаясь от повторяющегося кошмара. Жмурила глаза, силясь проснуться, а открывая, опять оказывалась в самом жутком сне.

Кай не мог умереть.

Так не бывает.

«Я один, моя любовь и желание уберечь тебя не спасут! Даже стараясь изо всех сил, я не смогу защитить тебя от всего. Я не Гипнос, Кассия, и не вечен! Обязательно настанет время, когда меня не будет рядом в нужный момент!»

От воспоминаний замутило. Кай уверял, что не сможет защищать меня вечно. Но это были не пустые слова. Он знал, говорил, что у нас нет будущего… но не у нас. У него.

– Нам очень жаль, – раздался виноватый голос Клото.

Мы обернулись к подошедшим богиням. В руках Атропос была одна нить, и она обрывалась рваным краем. Она не была обрезана, как по легендам должна заканчиваться жизнь. Эта нить расплелась под конец и была грубо оборвана.

– Ещё несколько минут назад она была длиннее… намного длиннее, – с вытянувшимся от увиденного лицом пробормотала Атропос. Мойры были шокированы не меньше нас и с искренним сожалением взглянули на своих братьев. – Гипнос, нам правда очень жаль. Мы имеем нити твоих детей, но не можем прочитать их судьбу из-за твоей крови, поэтому не знали… Нити твоего сына и дочери были длинными, а потом укоротилась одна, затем…

Трава вокруг меня начала чернеть, вянуть и обугливаться, опалённая без видимого огня. Я пыталась дышать, сдерживая ощущение отчаяния, но не могла подавить панику. Я захлёбывалась воздухом как водой.

Воздух завибрировал и зазвенел, но уже не из-за меня, а вокруг Гипноса. Белки бога сна гневно засветились, мышцы лица напряглись в гримасе ярости.

– Ни-ка-ко-го ми-ра, – угрожающе, с трудом выговаривая слоги, Гипнос взмахнул рукой, проводя по только что созданному проходу.

Тот захлопнулся.

Раздался гул, словно рухнул железный занавес. Незнакомый пейзаж пропал, оставляя первоначальную трещину, как напоминание о том, что мы открыли. Теперь Гипнос может открывать и закрывать его сколько пожелает.

Но захочет ли?

Нить в руках Атропос пропала.

Угроза не напугала сестёр, их лица выражали скорбь и сочувствие. Обе мойры смиренно сложили руки на груди и пробормотали какие-то молитвы, глядя на Кая. Этот жест вывел Гипноса из себя. Он весь ощетинился, глаза засветились ярче, становясь белыми, когда он оскалился.

– Нет! Вы не поняли. Никакого больше мира. Никаких проходов и никакой Переправы. Имея – теряешь. Лучше не иметь, – эхо голоса Гипноса отдавалось со всех сторон, будто мы в огромном замкнутом пространстве.

Кожа бога сна посветлела почти до неестественной серости, глаза не просто засветились, а стали дымиться. Знакомые черты исказились, превращая Руфуса в кого-то чужого. Дикого, одинокого, мрачного. Лишённого присущих нам эмоций.

– Лучше не иметь, – себе под нос повторил Гипнос глубоким, чужим голосом.

Он смотрел на нас, не узнавая. Переправа чернела. Трава, цветы, деревья, небо, закат и дом вдалеке. Всё сохраняло свои формы, но теряло цвет, становясь серым и чёрным, как если бы пейзаж забыли раскрасить.

Пролетающая мимо стайка птиц испуганно чирикнула, а следом мёртвые тушки попадали на чёрную траву и рассыпались пеплом. Веста с ужасом смотрела, как дом вдалеке идёт трещинами и разваливается на куски. Деревья трещали, сгорая изнутри без видимого огня за мгновения, а затем рассыпались углями.

Потери. Новые потери лишат Гипноса души.

– Гипнос! Остановись! – хрипло закричал Морос на брата, но тот напоминал гневную статую бога, и я бы не удивилась, начни он превращаться в камень.

Гипнос даже не дышал, его грудь не поднималась и не опадала, он перестал притворяться одним из нас. Воздух никогда не был ему жизненно необходим.

«Никакого больше мира. Никаких проходов и никакой Переправы».

Я заплакала, ощущая боль Гипноса и его гнев. Рядом со мной скрутило Весту. Мы – связанные с Переправой – слышали, как она вопит. Это походило на горе, испытанное на территории Фантаса, но там с каждой выплаканной слезой становилось легче, сейчас же давление нарастало, а отчаяние накрывало волной.

Горло сдавило от страха, но вместе с тем я ощутила облегчение, что мне не придётся решать, как жить дальше без Кая. Потому что жизни дальше не будет.

Мы все оцепенели, когда заходящее солнце взорвалось. Я приготовилась к удару и боли, которая должна была привести к концу. Морос закричал, вскинув руку, и яркий взрыв застыл на середине, замедлился, будто ему удалось задержать время. Микель схватил покорёженный щит Кая, вогнал его в землю, закрывая меня, Весту и Кая.

Микель закряхтел, но выдержал ударную волну воздуха. Я зажмурилась от попавшего в глаза песка. Мойры упали, не устояв под порывом ветра. Остались стоять только братья-боги. Морос не успел задержать первую волну, но ему удалось притормозить губительный взрыв. Звезда у нас на глазах медленно распадалась на осколки, те плавно разлетались, направляясь к нам.

– Пророчество Морфея и Весты! – закричала я. – Что там было?! Танатос говорил о спасении! Значит, есть способ!

– Есть, – сквозь зубы прохрипел Морос и ударил Гипноса кулаком в челюсть.

Тот пошатнулся, и напряжение, гудящее в воздухе, немного спало, но взрыв продолжал медленно шириться.

– Верни солнце, Гипнос! Нам рано умирать, – властно потребовал Морос. Глаза его брата по-прежнему светились каким-то мёртвым, бледным светом, но на лице на мгновение появилось недоумение.

– Гипнос! – позвала я.

Он повернул ко мне лицо, но наклонил голову, словно не понимал услышанного.

– Сделка, – хрипло напомнил Морос мойрам, а его рука, напряжённо направленная в сторону распадающейся на куски звезды, задрожала от напряжения. Он схватился за живот, по лицу время от времени проходила волна болезненного спазма. – Верните его сына!

– Мы не можем вернуть мёртвого… – начала Клото.

– Не можете вернуть смертного! – перебил Морос. – Камаэль полубог! Я знаю, что вы способны сплести новую нить. Вы делали это для тебя, Атропос, и для Эфира! Он