Майор посмотрел ему в глаза:

– Не знаю, приятель. Как он выбрался из своей комнаты? Я же говорил, через окно это сделать нетрудно. Сейчас я осмотрю тело как смогу. Жалко, что здесь нет нашего эксперта и, как я понимаю, не будет в ближайшее время. Слушай, давай отнесем его на веранду. Этот проклятый дождь мешает мне.

Истомин помог мужчинам укрыть тело от непогоды. Геннадий Иванович стоял в стороне и не решался подойти ближе.

– Не думал, что ваш приятель боится трупов, – усмехнулся Юрий. – Странно, как он находился на блокпосту. Ведь кто-то мог и выстрелить.

– Это другое, – парировал Истомин, заступившись за друга. – А где Илья? – Он огляделся по сторонам. – Ребята, кто видел Илью?

– Наверное, тоже забился в своей комнате, – предположил следователь. К ним подошел мокрый и грязный Богдан.

– Дорога полностью размыта и забросана камнями, – сказал он Борису Дмитриевичу. – Выехать не удастся, по крайней мере сегодня. – Он посмотрел на тело Федора и вздрогнул: – Ему плохо? Что же вы не отнесете его в холл?

– Он мертв, Богдан, – жестко ответил Истомин.

Сторож сжал кулаки:

– Мертв? Как это? Когда?

– Мы нашли Федора повесившимся на сосне, – пояснил Борис Дмитриевич. – На сосне, которая росла возле той… – Он не стал договаривать, но Богдан его понял и кивнул. Юрий склонился над телом, профессиональным движением ощупал карманы парня и вытащил записку. Дмитрий навис над ним. Другие застыли, как окрестные деревья.

– Что там? – нетерпеливо спросил Борис Дмитриевич.

– Одну минуту. – Майор расправил мятый клочок и прочитал: – «Это я убил своего брата и не могу жить дальше. Лгать, изворачиваться надоело. Простите за все».

– Вот те на, – разочарованно проговорил психолог. Значит, все-таки он ошибся в молодом человеке! Подвело чутье. Наверное, распознавать людей психологи учатся всю жизнь.

– Я не заслуживал твоей похвалы тогда, после разговора с ним, – бросил Лихута. – Федор все же причастен к смерти брата. Но почему я не заметил ни малейшего намека на это? Как ему удалось обвести меня вокруг пальца? Сомневаюсь, чтобы такой, как Панарин-младший, изучал психологию.

– Успокойся и не кори себя. Моя похвала оказалась не напрасной. Он не кончал жизнь самоубийством, – констатировал майор. Истомин, Богдан и Нечипоренко уставились на него, ловя каждое слово. – Это я вам точно говорю. Его повесили.

– Откуда ты знаешь? – вырвалось у Лихуты.

– Видишь, след от веревки идет параллельно шее, – сказал следователь. – Когда человек вешается, этого не может быть. Отсюда мой неутешительный вывод.

– А записка? – вставил Геннадий Иванович.

– Человека можно силой заставить что-то написать, – пояснил Юрий и протянул записку Дмитрию: – Возможно, ты скажешь по этому поводу несколько важных для нас слов.

Психолог взял в руки сыроватый клочок бумаги.

– Я не уверен на все сто процентов, но на первый взгляд Федор явно писал под давлением. Буквы кривые и прыгающие, с трудом связывающиеся в слова. Однако я никогда не видел его настоящий почерк. – Лихута вернул записку Юрию, и тот сразу спрятал ее в карман рубашки. Истомин выступил вперед. Его лоб блестел то ли от дождя, то ли от пота.

– Ребята, – спросил он, задыхаясь, – как вы думаете, что это значит?

– Ответ очень прост, – процедил Ряшенцев. – Мы в одной компании с убийцей. И мне, честно признаться, неуютно. Поэтому людей, не причастных к убийствам братьев, прошу рассказать мне все, что они считают важным. Это их гражданский долг.

– Да без проблем. – Богдан сплюнул в сторону, бросил взгляд на море и приложил ладонь к глазам. – Вот черт!

Сторож неожиданно для всех сорвался с места и побежал в сторону пляжа. За ним рванули остальные. Дмитрий несколько раз поскальзывался на мокрой земле, но старался не отставать. Через несколько секунд он понял, почему Богдан бросился к пляжу. Теперь, когда ветви деревьев не загораживали море, молодой человек увидел старую лодку, сильно раскачиваемую ветром, и человека, старавшегося изо всех сил грести к поселку. И этим человеком был Илья Лазебников. Бежавший впереди него Истомин схватился за сердце:

– Неужели это Илья? Но зачем?

Глава 48

По дороге в Руан, 575 год н. э.

Меровей с малочисленным отрядом сопровождал повозку со своей тетей. Он думал о том, что ему следовало бы относиться к этой женщине как к жене своего дяди, но все его существо противилось этому. Она была старше его всего на девять лет, и ему казалось, что это совсем немного. Кроме того, королева Австразии была чертовски красива, Меровей никогда не встречал подобных ей, иначе давно бы уже женился. Юноша сознавал, что влюбился в свою тетю с первого взгляда, и это не мимолетное увлечение. Прошлую ночь он не сомкнул глаз, все думал о ней и пришел к выводу, что не сможет без нее жить. Но что же делать, как завоевать эту неприступную женщину? Юноша наклонился к Брунгильде и прошептал:

– Мне нужно с вами поговорить. Прошу вас, выслушайте меня.

На лице пленницы не отразилось никаких чувств, губы по-прежнему были твердо сжаты, но Меровей не думал отступать.

– Я ненавижу свою мачеху, Фредегонду, – продолжал он. – Она разрушила брак моих родителей, отправила мать в монастырь, чуть не убила меня, когда я был ребенком. Я хочу погубить ее, и если вы мне поможете…

Веки королевы дрогнули.

– Что ты хочешь делать? – шепнула она в ответ. Принц улыбнулся: первый бой он выиграл. Она пошла на контакт…

– Я кое-что узнал про нее, – сказал он, – думаю, вам будет интересно.

Женщина хотела что-то добавить, но вдруг осеклась:

– Вы доверяете всем этим воинам? Они не выдадут вас отцу?