Шрифт:
Закладка:
Она взвизгивает, едва удержав равновесие на высоких каблуках. А дальше я уже не слышу её возмущённых криков и не обращаю внимания на активную жестикуляцию в мой адрес. Весь мой фокус перемещается на глаза Уокера – немигающие, томные и откровенно довольные происходящим, а сразу после на его губы, на которые я слёту нападаю, проталкивая язык вглубь его рта.
И он отвечает. Сразу же. Без промедлений. Сталкивается языком с моим, сливается в долгожданной встрече. Руками обивает талию, удовлетворённо стонет, когда я делаю то же с его шеей. Ловлю дыхание, вкус, запах Мэтта. Вбираю в себя, наполняюсь, заряжаюсь настолько, что вот-вот – и взлечу, подобно птице, что слишком долго не могла расправить крылья.
Сердце заходится в эйфории, чувства мощным фонтаном выплёскиваются наружу. Шипят. Искрят. Покусывают кожу. Осыпают её миллиардами мурашек. Какой-то густой пьянящей пылью сквозь поры просачиваются, дурманя разум и молниями простреливая каждую клетку тела.
Поняв, что если не разорву сейчас поцелуй, то меня совсем соврёт с катушек, я с коротким шумным выдохом отрываюсь от его губ. Но продолжаю всё так же крепко обнимать Мэтта, подушечками пальцев впиваясь в шею.
Он лбом жмётся к моему лбу, трётся кончиком носа об мой. Его дыхание рваное, частое. Моё такое же. Словно надышаться им не могу, сколько ни пытаюсь. Мне всё мало. Я слишком долго была в завязке. Слишком долго удерживала себя от желаемого, прежде невиданного, необходимого. И теперь я хочу всего. Одних лишь губ недостаточно. Однако я опять их запечатываю ртом, когда замечаю порыв Мэтта сказать что-то.
–Молчи,– шепчу сквозь поцелуй и прикусываю его нижнюю губу.– Только посмей сейчас ляпнуть, что был прав, и я тебя ударю.
Хриплый смешок опадает мне на губы, крупные ладони перемещаются с талии на попку и сжимают её так, что сладкая пульсация расходится по всему организму, острым желанием сосредотачиваясь между ног.
–Увези меня отсюда,– со стоном прошу я.
Открываю глаза и утопаю в его карем взгляде. Там столько всего… Чёрт! Аж страшно. Дыхание перехватывает, тело становится ещё более наэлектризованным и искрящимся. Его расширенные зрачки гипнотизируют, затягивают к себе на дно, где кружит сумасшедший вихрь бесов, что так же одержимы и адски голодны, как и мои.
Мэтт берёт меня за руку и уверенно ведёт через столпотворение, что для меня превращается в одно сплошное расплывчатое пятно. Больше нет никого и ничего. Есть только он. И мне не стыдно. Меня не мучают угрызения совести. Я чувствую себя свободной и счастливой как никогда прежде, потому что сердце, разум и тело впервые с момента нашей встречи наконец находятся в полной гармонии.
–Прошу,– открыв входную дверь квартиры, я пропускаю Веро́нику внутрь.
Она не мешкает и заходит в коридор. Не дождавшись, пока я ей помогу, сама избавляется от верхней одежды и сапожек и проходит дальше.
Невтерпёж, сладкая? Охотно верю. Мне тоже. Я пи*дец как долго ждал этого момента.
Однако в отличие от Веро́ники, я не хочу торопиться. Хочу посмаковать каждый миг нашего уединения, а также убедиться, что она ни о чём не станет жалеть после.
Стянув с себя заснеженную куртку и обувь, неспешно вхожу в гостиную, где мегерка с любопытством осматривается по сторонам, и прислушиваюсь к внутренним ощущениям.
Тепло. Радостно. Комфортно.
Её присутствие в моей квартире приносит лишь положительные чувства и будто вносит столь недостающий пазл в интерьер, в мою жизнь и в меня в целом.
–А ты любишь минимализм,– мелодичный голос Веро́ники тоже идеально звучит в незагромождённой мебелью комнате.
Здесь нет лишних предметов, любых безделушек, хаоса форм и обилия декора, как это было на той же вилле Гослингов. Для меня роскошь заключается не в количестве дорогих вещей, а в возможности оставить как можно больше квадратных метров свободными даже в городской квартире.
–Я люблю простор,– отзываюсь, проходя в середину гостиной.– К тому же считаю, что красота в простоте.
–Значит, ты считаешь меня простой?– мегерка бросает на меня ироничный взгляд.
Я усмехаюсь.
–Я считаю тебя какой угодно, но только не простой.
Веро́ника молча обходит периметр комнаты, будто выискивая нечто скрытое от её глаз. Хмурится и мило морщит носик, когда так ничего и не находит, а затем обращается ко мне.
–Ты соврал мне.
–Соврал?– скрещиваю руки на груди.
Любопытно.
–Да. Ты сказал, что не водишь девушек в свою квартиру, но я же здесь.
–Потому что ты не простая девушка.
–Это мы уже выяснили,– расплывается в игривой улыбке.
Потрясающее зрелище. Мог бы смотреть вечно.
–Но ты не уточнил, в чём именно заключается моя особенность.
–В том, что ты – моя,– без колебаний выдаю я и, клянусь, с удовольствием произнёс бы это ещё тысячи раз, лишь бы вбить сей факт Веро́нике в голову раз и навсегда.
Однако в этом нет необходимости. Ей хватает всего одного раза, чтобы прекратить улыбаться и посмотреть на меня так, что её взгляд въедается в кожу, пробирается внутрь, застревая в левой стороне груди, где сердце беспрерывно грохочет, как пушка в отчаянном сражении.
И даже на расстоянии я будто слышу и чувствую, что её сердце грохочет так же бойко. Вижу, как зрачки увеличиваются, поедая серую радужку глаз, в которых раскручивается та же буря эмоций, что с каждой секундой всё сильнее возрастает во мне.
Бездейственно стоять на месте становится всё сложнее, но я пока ещё держусь, мучая и себя, и её. Но делаю это я не без причины, а потому что хочу, чтобы Веро́ника сама проявила инициативу.
Она слишком долго сдерживала свои желания, наверняка ругала и обвиняла себя за них, всячески пытаясь себя убедить, что все её чувства, мысли и фантазии – это нечто неправильное и недопустимое. Но это не так. И я бы мог доказать ей это в первую же секунду, как мы оказались здесь.
Я мог бы пойти на поводу у своих желаний и содрать с неё всю одежду ещё в коридоре. Прижать к стене и оттрахать так, как мы оба этого до безумия хотим. Но я сдержался и держусь до сих пор, потому что хочу, чтобы она стопроцентно осмыслила происходящее и то, что может произойти в любую секунду.
Я прекрасно понимаю, что в универе она набросилась на меня с поцелуем на эмоциях после разговора с Аланой. Но сейчас она немного успокоилась, и мне очень интересно узнать, будет ли она такой же смелой и честной в своих желаниях, какой была ещё час назад.
Однако мои мотивы ясны лишь мне одному. По сосредоточенному лицу мегерки чётко видно, что она совсем не понимает причину моего бездействия. А когда вредина ещё и сжимает губки, пытаясь скрыть недовольство, я предполагаю, что в своей светловолосой головке она надумала нечто, что в корне не совпадает с действительностью.
