– Ты можешь пойти с нами! – вмешался Дарвин.

– Мы не можем. Слишком глубоко увязли здесь, у нас больше нет жизни снаружи. К тому же, кто позаботится об Аноде с Катодом, если мы уйдём. О Фаре.

– Мы можем и их взять!

– Дарвин, – прервала его Изабелла. – У нас нет времени, нужно уходить сейчас.

– Да, – подтвердил Электролит. – Уходите, пока не поздно. – После чего развернулся и потопал резиновыми тапками по бетонному полу подземелья.

Дарвин и Изабелла смотрели ему вслед. У него была ужасная осанка человека, половину жизни проходившего в дешёвой обуви и сидевшего исключительно на жёстких табуретах.

– Пойдём, – произнесла Изабелла, толкая каталку в сторону подземной дороги.

Оттуда разносился шум машин, проезжающие дроны мелькали в проходе.

– А как же Фара? – спросил Дарвин. – Мы оставим её здесь?

– Мы не сможем помочь тем, кто этого не хочет. Нам нужно уйти самим.

Но Дарвин не спешил на выход.

– Я не могу уйти без них, – ответил Дарвин. – Фара моя подруга, я её не брошу.

– Хочешь остаться? – удивилась Изабелла.

– Вези Бартона в больницу, дорога свободна. А я вернусь и уговорю бежать остальных.

Изабелла остановилась в нерешительности, она посмотрела сначала на дорогу впереди, затем на «Локо веритатис» позади. Посмотрела Дарвину в глаза, перевела взор на лежащего без сознания Бартона.

– Ладно, оставайся, – ответила она. – Бартону нужно лечение, и он его получит. Причём нормальное, а не средневековые снадобья этих дикарей.

– Я тебе позвоню, – произнёс на прощание Дарвин и закрыл за Изабеллой дверь.

Не веря самому себе, что он решился на это, Дарвин отправился обратно в свою комнату. Там он ещё некоторое время читал новости, а затем уснул.

Во сне к нему пришла вся его семья. Артур с идиотскими вопросами о том, сколько стоит каждая вещь в доме, Андрес с бесконечными шутками об окружающих, Лилия, спрашивающая о том, как на ней сидит очередное платье, и Аня, грезящая о жизни на ферме. Всех их Дарвин обнял и пообещал, что скоро вернётся домой. Совсем скоро.

Наутро в подземелье поднялся шум, и Дарвин проснулся раньше времени. Экран телефона показывал шесть пятнадцать утра. Он проспал около трёх часов.

Не успел Дарвин подняться с кровати, как на пороге появился Вольфрам: замков на дверях не было, поэтому любой мог войти беспрепятственно.

– Ты всё ещё тут, – скорее утвердительно, чем вопросительно произнёс он.

– А где же мне ещё быть? – спросил Дарвин.

– Ты нам не врёшь?

Голос Вольфрама звучал ниже, чем обычно, он сощурил глаза, и его белые шестерёнки почти скрылись под тяжёлыми веками.

– О чём? О том, что я здесь? Конечно, я здесь, настоящий, не голограмма.

– Это странно, – произнёс Вольфрам.

– Вовсе нет, это совершенно нормально, когда человек засыпает в постели, а потом в ней же просыпается.

– Не надо играть с нами, парень, мы знаем, что ты знаешь. Изабелла со своим женихом сбежала, и ты в курсе.

– Изабелла сбежала? – спросил Дарвин, изображая удивление. Ему показалось, что получилось вполне убедительно.

– Мы здесь не любим людей, которые платят изменой за радушие, – произнёс Вольфрам очень медленно, и у Дарвина мурашки пошли по спине. – У Изабеллы накопился долг, и она ушла, не оплатив его.

– Я ничего об этом не знаю, – соврал Дарвин. – Прошлой ночью я заснул и только сейчас проснулся. Ни о каком побеге я не слышал, честное слово.

– Мы тебе не верим, пацан.

Дарвин не любил, когда с ним так разговаривали. В прошлой жизни он уже отдал бы приказ телохранителю избить недоумка, который посмел так нахально его оскорблять.

– В таком случае можешь пососать мою бибу, – ответил Дарвин, сглатывая слюну. Это была фраза Томми Балькуды в одном из треков, Дарвин часто её использовал. Ему было страшно произносить её перед Вольфрамом, но он не собирался отступать. Иногда гордость перебивала все остальные чувства.

Выбравшись в коридор, Дарвин обнаружил суматоху: впервые из «Локо веритатис» ушёл человек по своей воле, и каждый реагировал на это по-своему. Кремний злился, Вольфрам ходил между людьми и спрашивал их о совершенно не связанных друг с другом вещах. Фара пребывала в шоке, Анод с Катодом боялись неизвестно чего. Лишь Электролит сохранял невозмутимость.

Когда Дарвин проходил мимо последнего, его как раз опрашивал Кремний.

– Мы пришли поздно, устали до усрачки, всё, чего мы хотели, – побыстрее уснуть. Мы не заметили бы даже слона в хэллоуинском костюме.

– Никаких подозрительных звуков? – спросил Кремний.

– Все подозрительные звуки в этот момент издавали мы.

– А Дарвин? Вы его не видели ночью?

– Мы никого ночью не видели… – устало повторил Электролит.

Дарвин прошёл мимо и оказался в круглом зале медитатио праеториум. Увидев его, Кремний сверкнул глазами.

– Ни шагу дальше, парень. Сепаратуму запрещён вход в священный зал!

От резкого выкрика Дарвин замер на полушаге. Несмотря на то что он не состоял в секте, раньше ему позволяли входить в медитатио праеториум. На это маленькое правило все, включая Кремния, смотрели сквозь пальцы, однако сейчас сектанты были на нервах.

Хромым шагом Кремний направлялся к Дарвину, а он, в свою очередь, думал лишь о том, как поднимется на поверхность и будет искать еду. Дарвину не хотелось снова принять наркотик, а затем видеть в приходе ужасающие видения с гигантским пауком, приказывающим служить ему.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Кремний хриплым, грудным голосом.

– Искал Фару, – ответил Дарвин. – Хотел позвать её погулять.

– С этого дня мы запрещаем тебе подходить к ним. Ты плохо влияешь на наших молодых. Если мы ещё раз увидим тебя рядом с Фарой – станешь жертвой вездесущему, уяснил?

Дарвин кивнул. Тон, которым говорил Кремний, был угрожающим и решительным. Это было очень суровое предупреждение, которым не разбрасываются. Однако сдаваться он не собирался. Дарвин вытащит Фару из этого места: она стала его близкой подругой, и он не бросит её в беде. Если она останется здесь, то превратится в молодую версию Кремния: изуродованную снаружи и внутри.

– Что ты делал этой ночью? – спросил Кремний, однако Дарвин не успел даже ответить, как тот махнул рукой: – Убирайся!

В удивлении Дарвин направился прочь мимо Электролита. Тот закуривал очередную сигарету, воняющую так, словно сделана из собачьей шерсти.

Члены секты стягивались к завтраку в круглый зал, а Дарвин тем временем отправился на поверхность. Пусть его и подозревали в сговоре с Изабеллой, Кремний не стал запрещать ему выходить на улицу. Похоже, секте были нужны Бартон с Изабеллой, а не он. Взрослые ценились в рядах подключённых в десять раз больше, чем дети.

Наверху стояла обыкновенная утренняя жара, по дорогам мчались сотни грузовых дронов. Толпы людей находились на каждой улице, они сходились и расходились как волны, смешивались между собой и устраивали воронку вокруг мемориала в виде автобуса.

Упавший самолёт успели убрать, а дорогу отремонтировать. Словно и не было здесь никакого происшествия и никакая секта не вымаливала у Бога-машины устроить катастрофу.

– Эй, парнишка, это наша территория, вали отсюда, – обратился к Дарвину бездомный с густой седой бородой, одетый в серую рубашку, порванную в районе груди.

– Чья? – переспросил Дарвин. Он находился позади ресторана «Каса дель виентре», это было заведение, принадлежащее Монтесам, одно из немногих уцелевших в городе. Здесь в мусорных баках зачастую можно было найти едва тронутую пищу со столов, но за контроль этого места бездомные почти каждый день устраивали драки. Победившие получали право лакомиться объедками до тех пор, пока не находилась другая группа, осмелившаяся бросить вызов.

– Наша. Вали отсюда в квартал с мещанскими жральнями. – Старик ощущал свою причастность к высокой кухне «Каса дель виентре».

– В таком случае вам придётся разбираться с Богом-машиной, – ответил Дарвин, и бродяги, ковыряющиеся в мусорных баках, притихли.

Этот приём Дарвин использовал каждый день, чтобы получить беспрепятственный доступ к контейнерам. Ни один бездомный не хотел связываться с сектой: Кремний так запугал всех людей в этом районе, что одно только упоминание Бога-машины осаживало любого, кто собирался затеять конфликт.

– То-то же, – продолжил Дарвин, залезая целиком в мусорный бак. Сегодня ему повезло, он почти мгновенно нашёл фуа-гра и недоеденный салат в отдельном пластиковом пакете. Поскольку