Шрифт:
Закладка:
Идея пришла в голову дону Фабио Очоа Рестрепо. Он решил, что его старый знакомый может каким-то образом убедить отца положить конец насилию, освободить заложников и сдаться, располагая гарантией, что будет в безопасности и не будет экстрадирован.
Дон Фабио рассказал Пабло о своем плане познакомить их и сразу получил согласие. Священник в свою очередь не только согласился на встречу, но даже отправил отцу первое завуалированное послание через свою телепередачу: «Мне передали, ты хочешь сдаться. Мне передали, ты хочешь говорить со мной. О, море близ Ковеньяса в пять пополудни, когда солнце клонится к закату, что же мне делать?»
С этого момента отец и священник начали обмениваться письмами, обсуждая возможность встречи, а «Минута божья» на протяжении нескольких недель оставалась для них своего рода посредником. «Я хочу стать гарантом соблюдения ваших прав и прав вашей семьи и близких. Дайте мне знать, какие шаги мне нужно предпринять для этого», – говорилось в одном из посланий падре Рафаэля.
Особую известность приобрела также фраза «О, море близ Ковеньяса» – своего рода пароль между отцом и священником. Омар[90] был тайной личностью Доктора – человека, который в то время прятался вместе с отцом и должен был забрать священника из усадьбы дона Фабио Очоа и отвезти в убежище Пабло, если бы те решили встретиться лично.
Пока вся страна следила за голосом Гарсии Эррероса, из новостей мы узнали, что отец еще раз продемонстрировал: тех, кто в прошлом бросил ему вызов, он не оставит в покое. Бывший министр юстиции, Энрике Лоу Муртра, был убит на выходе из университета Ла-Саль в Боготе, где только что провел лекцию.
Пабло, решив оградить себя от любого нападения, отправил нас с Мануэлой в Штаты. Хоть он и был уверен в своей силе, он все же боялся, что в столь важный момент, когда будет решаться вопрос о его сдаче властям, нас могут использовать как средство давления.
Пока мы путешествовали, Пабло и Гарсия Эррерос наконец договорились встретиться где-то в Медельине 18 мая. Согласно тому, что отец рассказал мне впоследствии, священник, должно быть, все-таки боялся идти на эту встречу, так как несколько раз придумывал оправдания для ее отмены. Как-то он даже сообщил, что потерял очки и ничего не видит. Чтобы решить вопрос, люди Пабло немедленно отвезли священника к окулисту. Каждую проблему, которую Гарсия Эррерос пытался использовать в качестве отговорки, разрешали в считаные минуты.
И все же Доктор в конце концов забрал священника из усадьбы дона Фабио Очоа. В тот день район накрыл ураган, распугавший полицейских, и поездка под его прикрытием оказалась хоть и рискованной, но гораздо более простой, поскольку все до единого КПП на дороге опустели. После того, как люди отца несколько раз пересадили священника из машины в машину, стараясь беречься от наблюдения и преследования, Пабло и Гарсия Эррерос наконец встретились в нашей городской квартире.
Далее события набрали головокружительную скорость. 20 мая отец освободил последних заложников – Маруху Пачон и Франсиско Сантоса. Двумя днями позже правительство издало Указ 1303, куда вошли все его требования и поправки. Правительство даже согласилось поместить отца в тюрьму, которую тот сам построил. Все, очевидно, шло по его плану.
18 июня 1991 года, проведя по нескольку дней в Лас-Вегасе, Лос-Анджелесе и Сан-Франциско, мы прибыли в Майами, штат Флорида. Как только нас заселили в гостиницу, мы попросили телохранителей сопроводить нас, чтобы мы могли позвонить отцу из телефонной будки. Он тогда прятался недалеко от Медельина, и найти его по УВЧ не составляло труда. Я описал отцу места, в которых мы успели побывать, а он рассказал мне, что новая Конституция должна отменить экстрадицию, и что на следующий день, 19 июня, он собирается сдаться.
– Папочка, не делай этого. Они убьют тебя, если ты сдашься, – сказал я, совсем забыв, что не так давно мы сами призывали его сделать именно это.
– Не волнуйся, Грегори, все будет хорошо, – бодро ответил он. – Меня теперь не смогут выдать США. Конституция не позволит.
Мы попрощались, и я передал телефон Мануэле, которой было уже семь лет. Они долго разговаривали, а перед тем, как повесить трубку, отец сказал ей, чтобы она не переживала, если вдруг увидит по телевизору, что он в тюрьме – он сам решил там быть. Когда же и они попрощались, Мануэла спросила меня:
– Значит, теперь папа сможет отвезти меня в школу?
Произошедший в 1988 году взрыв в здании «Монако», где мы жили, ознаменовал начало войны между картелями Кали и Медельина. Мать, Мануэла, и я чудом остались живы.
В этой комнате мы с матерью спали, когда ранним утром 13 января 1988 года рядом с домом взорвалась заминированная машина. Мы оказались в весьма драматической ситуации, потому что на нас обрушилась крыша.
Эта фотография была сделана в Неаполитанской усадьбе за несколько дней до экстрадиции Карлоса Ледера: журналист Херман Кастро приехал побеседовать с моим отцом.
После смерти журналистки Дианы Турбай её мать, Нидия Кинтеро, сделала несколько заявлений, в которых упомянула мою сестру Мануэлу. Отец написал ей в ответ резкое письмо, но в конце концов пожалел, что отправил его.
ПЕРЕВОД ПИСЬМА:
Сеньора Нидия,
Через несколько СМИ вы сделали пару заявлений, в которых ссылались на мою шестилетнюю дочь.
Хочу напомнить, что впервые на мою дочь совершили покушение, когда ей было три года. Она находилась в здании «Монако», когда его подорвали.
Через два месяца она попала за решётку, где полицейские осыпали её угрозами…
Это первое письмо, которое отец написал мне из тюрьмы Ла-Катедраль. Он был счастлив, получая множество посланий.
ПЕРЕВОД ПИСЬМА:
7 июля 1991 года
Дорогой сынок!
Передаю тебе сердечный привет.
Со мной всё отлично, я совершенно спокоен.
Всё идёт так, как я и задумал.
Ты себе и представить не можешь, сколько писем я получил. Сотни. И со всех уголков света…
Это письмо я получил, когда мы в 1990 году находились в Италии, а отец вёл переговоры по поводу сдачи правосудию. Тон послания был не слишком благостным.
ПЕРЕВОД ПИСЬМА:
Когда вы все уехали, я был настроен очень оптимистично, потому что правительство связалось со мной, обещая небо и землю.
Я послал
