Шрифт:
Закладка:
«Неподготовленные, не были под огнем, – прервал Кузнецов. – А кто, как не ополченцы, удерживали целый месяц Лужскую линию? Кто в тот же день поджег полсотни танков? Братья Ивановы и другие рабочие с мясокомбината. Они тоже никогда не были под огнем, но ведь отбивались бутылками с горючим… Товарищ Семашко, больше нет дивизий, чтобы вам прислать. Что есть, тем и довольствуйтесь. Но дорогу от Кингисеппа до Волосова противник не смеет перерезать. Категорический приказ Военного совета».
«Есть, – сказал Семашко, поглядев на часы. – Рассвет скоро». Он ушел из блиндажа, чтобы выполнить все что мог.
Генерал Попов остался в укрытии, он шагал, как тигр, из угла в угол, нервно хрустел суставами пальцев.
«Весь 4-й танковый здесь. Подонки! – сказал он. – Скоро их тут будет дважды двести».
А у Семашко танков осталось меньше 50.
И позиции он не смог удержать, несмотря на категорические приказы Военного совета, несмотря на боевые качества ленинградских рабочих, несмотря на угрозы Кузнецова. И фронт Кингисепп – Волосово был прорван – всего за 24 часа. Ни приказы, ни героизм, ни кровь не могли задержать немецкие танки.
Тысячи мужчин и женщин рыли противотанковые рвы и траншеи. Копали землю, копали, все копали… Но удержать рубежи было невозможно. Фон Лееб двинул резервную бронетанковую дивизию – 8-ю, которая 12 августа перерезала железную дорогу Кингисепп – Гатчина, захватила Веймарн. Кингисепп был обречен. И все же Красная армия продолжала биться. 13 августа ее почти вытеснили из города, но она ворвалась снова 16 августа. Защитники Кингисеппа, измученные, грязные, израненные, отступили к Гатчинской укрепленной зоне, но сражение не кончилось. 20 августа 11-я советская стрелковая дивизия штурмовала Кингисепп с запада и вскоре его освободила. На то, чтобы выбросить немцев из города, ушло менее суток.
Но распад лужской обороны, раз начавшись, продолжался повсеместно. Прорыв оборонительной линии у Луги, почти одновременно – разгром новгородской позиции. 13 августа пал Новгород, несмотря на героическое сопротивление 48-й и 11-й советских армий. Но их отчаянным усилиям помешали неудачные действия штаба 34-й советской армии, которая должна была участвовать в контрнаступлениях. Немцы установили контроль над позициями в районе озеро Ильмень – Старая Русса и к 25 августа погнали русских назад от реки Ловати.
О том, чего стоила русским такая борьба, можно судить по спискам личного состава 48-й советской армии под командованием генерал-майора С.Д. Акимова после ее отхода на север, где она пыталась удержаться на 50-километровом фронте возле озера Пейпус. На 24 августа эта армия – так называемая армия – насчитывала в целом 6235 человек. Винтовок было 5043, то есть 5 винтовок на каждые 6 человек. Тяжелых орудий – 31; три 45-миллиметровых, десять 76-миллиметровых, двенадцать зенитных 76-миллиметровых полевых орудий, четыре 122-миллиметровых миномета, два 152-миллиметровых миномета и 75 пулеметов.
На деле 48-я армия понесла бо`льшие потери, чем некоторые части, защищавшие Ленинград. Но ненамного большие. Да и у немцев были немалые потери. Один немецкий офицер назвал «дорогой смерти» лужскую оборону. Генерал Гёпнер, командующий 4-й германской бронетанковой группой, отмечал, что его солдатам приходилось пробиваться через 1236 полевых укрепленных пунктов и 26 588 мин.
Определенная доля правды была в переданном по радио обращении фон Лееба к войскам, когда они наконец прорвались через Лужскую линию:
«Солдаты! Перед вами не только остатки большевистской армии. Это последние жители Ленинграда. Город пуст. Один последний удар, и группа армий «Север» будет праздновать победу!
Скоро кончится сражение с Россией!»
Но, воодушевляя войска этими звонкими фразами, фон Лееб одновременно совсем другими словами отчаянно умолял германское Верховное командование о подкреплении, о помощи. Гальдер хладнокровно сообщал 15 августа, что фон Лееб подвергнут наказанию, поэтому «не будет возможности дать приказ о переводе моторизованных корпусов в группу армий «Север». По-моему, это серьезная ошибка». Далее он отметил, что «неистовые требования группы армий «Север» прислать инженерные войска, артиллерию, авиацию, зенитные части (во главе 3 бронетанковых дивизий) отклонены».
У ленинградского командования день за днем, час за часом все ограничивались возможности принятия решений.
Таллин, база Балтийского флота, остался в тылу; вплотную окруженный, он продолжал сражаться. Неизвестно было, сколько он еще продержится. Карельский фронт распадался. Ворошилов и Жданов его обескровили, пытаясь укрепить рубежи вокруг Ленинграда и перебрасывая туда войска. В любой момент финны и немцы могли прорвать оборону города с севера.
Уже не осталось резервов. 13 августа начальник штаба Ленинградского военного округа генерал Никишев докладывал начальнику Генерального штаба маршалу Б.М. Шапошникову: «Трудность нынешней ситуации состоит в том, что ни командиры дивизий, ни командиры армий, ни командиры фронтов не имеют каких бы то ни было резервов. Чтобы преодолеть малейший прорыв, та или иная часть должна без предварительной подготовки сама на месте спешно изыскивать способы».
Никишев сообщил Шапошникову, что у Ленинградского фронта, кроме неподготовленных ополченцев и разгромленных частей, отступивших из Литвы и Латвии, почти некому отражать наступление фон Лееба. Просто нельзя надеяться, утверждал Никишев, что эти силы остановят немцев, продолжающих бросать в бой сравнительно нетронутые моторизованные и бронетанковые соединения. И он предъявил Генеральному штабу головокружительное требование: «минимум» 12 дивизий, 400 самолетов и 250 танков.
Утром 14 августа, где-то от 5 до 6 утра, когда Бычевский позвонил, чтобы узнать последние новости, Никишев сказал ему о своем письме в Генеральный штаб. Это был единственный за сутки спокойный час в штабе Никишева. Обычно генерал засыпал на час-два за столом, положив на бумаги голову и сжимая перо в руке.
Усталый и сердитый, Никишев спросил Бычевского, даст ли, по его мнению, Генштаб войска для спасения Ленинграда. Он мельком взглянул на стену, где висела карта, видно было, как глубоко врезались в расположение фронта синие стрелы нацистских колонн. Он сказал, не дожидаясь ответа: «Ну, конечно. Не дадут нам войска. Но все равно послать просьбу надо было».
Он сердился на Ворошилова, который возглавлял Военный совет Ленинграда, винил его в переброске войск из северного сектора на Северо-Западный фронт в Ленинградской области.
Через три дня из Москвы поступили приказы в ответ на просьбу Никишева. С Северо-Западного фронта на Северный (главный Ленинградский фронт) были переведены 3 дивизии, а 19 августа – 48-я армия.
Но с военной точки зрения значение этой переброски вызывало сомнение. В сущности, она могла открыть немцам путь для окружения Ленинграда.
На Северо-Западном фронте
