Однако это не помогло, даже напротив:

А вот пошла туды, вот еще себе нацарапала порчу-ту, в голову-ту. Там я и нацарапала! От соседки-то. Ой, Господи, помилуй <…> Вот как — еще напускали, еще пуще мне. Вот какое ведь дело.

Вторая порча заключалась в том, что у Ефросиньи Никитьевны заходило в голове:

И в голове у меня ходил тожо там…

Соб.: Кто ходил?

Да ходит, и всё, боль такая! Перво царапатся в голове, а потом ходит. В самой голове. Ой, шибко, ты что! Это говорить только хорошо <…>

Соб.: Так это у вас колдуны соседи, что ли, были?

Ну, видимо, она — да, потому что я пока тут не жила, я не чувствовала, у меня никто в голове-то не ходил! Ведь чувствуешь всё равно ведь, живой человек, чувствуешь, чё… как. В башке звенело, а не ходило. Как вот тут стала мыться в бане, у её пила всё время, ела у её, и всё — у меня в голове заходило. Вот ведь как!

Как полагает Ефросинья Никитьевна, порча появилась у нее после того, как она продала соседке пуховую шаль, а взамен та порчу наклала: денег, видно, пожалела, так что шаль за порчу продала.

От этой порчи Ефросинья Никитьевна лечилась у знахаря, но тоже безрезультатно:

А потом чё — вон там к одному я тожо ходила <…> Он мене выводил порчу! «Я, — говорит, — тебе выведу счас порчу». С головы, у меня ходило в башке. Потом это… вот дьявол сильной, он не допускат, он не допуска´ёт, он чё-нибудь тебе сделат все равно. Сам, сама сделаешь! Он чё — только шо´пнет тебе, и ты будешь сама всё делать. Вот он мене ведь всё сделал, я ему ни копейки даже не дала, этому мужику. Деньги с собой не были — тоже дьявол не допустил ведь деньги-те взеть с собой. Вот ведь как бывает. И потом… он мене вывел: «Я тебе вывел, выведу порчу». <…> «Я даже деньги, — говорю, — не взяла, матушка ты мой, это так я… я от здоровья не откажусь, — я говорю, — дай Господи тебе здоровья», — говорю. <…> Я зашла к одной знакомой — она еще родня мне дальняя <…> к ей зашла и говорю. А она и мине говорит: «Фрося, счас ты никуды не ходи, целу нидилю закройся, никуды не ходи. Никого не пускай. Тогда, может, толк будет. Никуды не ходи! Не вздумай идти». Вот не могу я уже, мне надо идти! Вот ведь как! Нечисть-то… Вот, ладно. Я пришла домой, пятница была, нет, не пятница, суббота была. Пришла домой. Надо идти! К соседям! Всё в бане тут я мылась. А тут мне и порчу эту наклали в голову-ту.

Соб.: После того как он полечил?

Дак вот слушай ты дальше, я… я же ее… он меня вылечил, а я-то опять пошла, к им же пошла, поволоклась! Мне брагу кружку подали, я выпила, у меня опять обратно всё тут, в башку! Вот как ведь! Мне не надо было нидилю никуды из избы выходить, а я…

Наконец, третья порча оказалась самой невыносимой:

Эта порча у меня — невозможно жить! Такой дым, такой дым, такой дым вот и… такой дым на меня… куриная эта, куриная, вот дым как паленая курица.

Соб.: В глазах, что ли?

Ну, вижу я, дышать не могу дак, захлебываюсь — дым! Вот порча-то какая, как сделать могут. Я ведь, матушка, лягу спать, тяжелое одеяло на себя вот так туго-туго натяну — через его ведь всё это мне проходит, дышать надо. Вот ведь какая страсть была у меня, ты думаешь, шуточное это, просто говорить хорошо? <…> Потом я, чё делать, я билась-билась-билась долго ведь шибко, месяцев пять, наверно, так у меня, билась я. Летом, надо спать мне — и под тяжоло одеяло… Чё делать? Куртка у меня еще хорошая была болоневая — давай потом башку-ту курткой заверчу, вот так закрою и… сверху это место-то покрывалом закрою, тожо наглухо. Ой, ты чё, невозможно было! Потом билась-билась, а там эта есть, сивинская лека´рка, Надя, вот, она ездила туды, часто она там была <…> Я чё там, маленько людей-то уже знать стала, два года жила дак. К етой Гале сбегала: «Ой, когда же она приедет, — говорю, — мне шибко ее надо, — говорю, — Надю-ту». <…> Слушай дальше. Вот потом я Надю эту привела домой, она у меня ночевала две ночи. Ну, после ее у меня меньше же стало это! Дым-от. «Надо, — говорит, — много раз тебе. Ты сильно, тебя… изведёна ты», — мне она говорила. Ну, я ей сто пятнадцать рублей деньги дала и спирт всё время покупала, каждый день по бутылке.

Соб.: А как лечила она?

А чё, как лечила… Наговорит воду-ту и это, брызнет на меня. И пить велела воду, водичку эту, вот. Ага.

Однако откуда взялась эта порча, Ефросинья Никитьевна не знает (или не хочет говорить):

Там оне говорят — никто у нас нет такой, а мне там это досталось.

И у знахарки, которая ее лечила, спросить не догадалась:

Вот у меня толк не хватал, дьявол-от не допускат! Попросить-то что — кто меня испортил-ту, вот это, порчи-те на… на… нагнал на меня? У меня не было толку-ту спросить!

Возможно, те три порчи, что назвала Ефросинья Никитьевна, еще не все напасти, которым ее подвергли еретики. Напомню, что дорогу наладили ей тоже колдуны (подробнее об этом она говорить не захотела); как-то вскользь, снова не развивая тему, она упомянула, что один из местных колдунов, Евдоким Софронович (Был он знаткушший), сломал ей ногу…

Кроме участия в молениях и обращений к знахарям, Ефросинья Никитьевна пыталась спасаться от своих напастей и другими способами — ходила в православную церковь, а также просила о помощи членов своего собора:

У меня Иван Семенович-то с Дарьей Осиповной друзья, я их кормила, в избушке жила <…> Молилися они вот там, я их кормила, к праздникам все время они собирались тама. Вот. Вот Иван Семенович мене шибко помог. Он читал у меня на голове. Я чуть